Финиш

– Что ж, позвольте сообщить, что ваше наказание будет длиться в три раза дольше. Девять месяцев. И давайте добавим еще один для ровного счета.

– Тоб…

Свирепо смотрю на них, и они умолкают.

– Еще хоть одно чертово слово, только одно – и все кончено! Все! У меня еще есть на то все полномочия, хотя вы, видимо, считаете меня бесполезным. Я в считаные дни распущу гребаный клуб. Навсегда перееду во Францию и проживу там всю чертову жизнь. Потому что, выходит, все, ради чего я жил здесь, – ложь.

– Мы не хотели…

– Я слышу три слова? – спрашиваю, смотря на них. – Или мне послышалось? – Провожу рукой по волосам, пытаюсь прийти в себя и говорю срывающимся голосом: – Никаких исключений. Таковы правила. Сейчас самое время. Смиритесь и заслужите мое доверие, или оба будете исключены. И это я еще щедр. Выбора нет.

– Куда? – спрашивает Доминик, и я слышу в его голосе раскаяние. Этого мало. Очень мало.

– Куда, спрашиваешь, дорогой брат? Куда же еще? Туда, где я родился. Ты всегда хотел побывать во Франции. Лови момент!

С несчастным видом он садится на капот машины.

– А где будешь ты?

– Черт возьми, да где пожелаю.

– Охренеть, ты серьезно? – спрашивает Шон, и я резко смотрю на него.

– Ты поставил под угрозу все, ради чего я трудился, ради чего мы трудились целых пятнадцать лет, чтобы трахнуть девчонку. Так скажи мне, Шон, серьезно ли я настроен?

– Это не…

– Хочешь прочесть мне лекцию о любви, Шон? – В два счета мы оказываемся нос к носу, и я сжимаю руки в кулаки, впиваясь ногтями в кожу, чтобы не накинуться на брата. – Потому что если ты к этому клонишь, то ты ни хрена не знаешь о любви.

– Мы любим ее, – вмешивается Доминик, и его слова сродни удару под дых.

– А мне насрать, – равнодушно произношу я. – Для меня сейчас все это неважно, а вы должны убедить меня, что снова заинтересованы в нашем деле, если хотите сохранить то, чего мы добились. Потому что сейчас я, черт возьми, не хочу. Мне правда, – у меня срывается голос, – правда плевать.

– Я понимаю, ты обижен, мужик, – говорит Шон, и я отхожу. Его лицо освещают приближающиеся фары, когда Тайлер подъезжает к нам и выпрыгивает из пикапа, оглядывает нас и останавливается взглядом на мне.

– И ты? Ты туда же, Тайлер? – хрипло спрашиваю я, сердце разрывается на части, когда я смотрю на троих братьев. – После всего, через что мы прошли? – Снова и снова глотаю подступающий к горлу ком и гоню слабость, от которой все расплывается, когда смотрю на Дома, в чьих глазах стоят слезы. Он отводит взгляд в сторону. – Да чтоб тебя! Смотри на меня. – Дом смотрит мне в глаза. – Это было задумано ради мамы и папы, Дом. Мы были так близки, брат. Почему? – хриплю я, а Дом с болью вздыхает и плачет.

Тайлер подходит ко мне, но я качаю головой, останавливая его.

– Братья, перескажите дословно, как обманывали меня эти три месяца. Расскажите о каждом поступке, каждой преднамеренной лжи, каждом шаге, которым вы предали меня, держали в неведении, а потом, – все тем же хриплым голосом говорю я, – расскажите о своей любви. – Голос снова дрожит, когда я смотрю на Дома. – Расскажите, как вы любите меня.

Пошатнувшись, закрываю лицо руками, а Тайлер хватает меня за руку и просовывает под нее голову, чтобы помочь мне устоять. Откинув сигарету в сторону, смотрю на братьев.

– Предлагаю вам закончить с оставшимися в клубе делами, и по-быстрому, потому что отсчет времени начнется, только когда вы приземлитесь в Париже. И не волнуйтесь, я мягко сообщил Сесилии, что в ближайшем будущем вы не станете ей звонить. А если вы хотя бы попробуете с ней связаться, с нами покончено.

– Тоб…

– Мне даже смотреть на вас противно!

Дом от изумления открывает рот, когда я протискиваюсь мимо него и тут же спотыкаюсь. Меня подхватывает Тайлер, и я перестаю держать лицо, показываю истинные чувства. В грудь словно вонзаются иглы. Тайлеру удается дотащить меня до пикапа и усадить в него. Мы уезжаем, а я отрубаюсь.

После этого я восемь месяцев чувствовал себя чужаком в своем же клубе, единственном месте, которое когда-то казалось мне домом. Восемь месяцев оставшиеся члены Братства, которым доверял, которых любил как родных братьев, отводили глаза, если я проходил мимо. Они были разочарованы во мне, в моем решении выслать Шона и Дома так, словно это я всех подвел.

И на протяжении восьми месяцев, постоянно справляясь о их благополучии и успехах во Франции, а также защищая женщину, с которой они обвели меня вокруг пальца, я сопротивлялся искушению раскрыть тайну, что же они в ней такого нашли. Оказывается, они скрывали истинную Елену Троянскую, способную уничтожить королевство, которое я воздвиг голыми руками.

Восемь месяцев я подбирался к ее отцу и делал последние ходы, проследив за тем, чтобы по возвращении братья помогли мне уничтожить Романа с целью вернуть мое доверие.

Я совершенно не собирался снова с ней видеться. Но, больше не в силах оставаться изгоем в образованном мной клубе, вернулся на то место, где все началось. Хотел вспомнить, для чего мы все это начали, хотел попытаться их простить, примириться с их ошибкой и отвоевать свое место.