Прошло четверть века. За эти годы Аалто понял, как воплотить мечту об Италии, и к началу 1960-х спроектировал, а затем и построил недалеко от Ювяскюля, в небольшом равнинном городке Сейняйоки удивительный ландшафт, ближе которого к живописи итальянского Ренессанса, к картинам Пьеро делла Франчески, Антонелло да Мессины, Андреа Мантеньи просто не может быть. Идеальная геометрия Возрождения воссоздана трехмерно на финских полях, но только в формах новейшего искусства ХХ века – формах абстракции, в которой Аалто открывает биоморфную основу, потому что видит геометрию через природу.
В Сейняйоки сначала объявили конкурс на проектирование новой церкви, а потом и всего городского центра. В сравнительно небольшую площадь Аалто сумел вписать церковь, муниципалитет, театр и библиотеку; а за театром провел низкую горизонтальную черту – административное здание. Все, кроме театра, Аалто успел построить в 1960-е, а театр в 1980-е достраивала его вторая жена Элисса.
В 1933 году Аалто побывал в Греции на Международном конгрессе современной архитектуры (CIAM), где многие сторонники функционального строительства воспринимали его как шутника – Чарли Чаплина, отчасти и потому, что он всегда напоминал о существовании «маленького человека». На этом конгрессе была принята Декларация правил и норм современного градостроения. Теперь жители проспекта Просвещения или Веселого поселка, даже если они ничего не слыхали об этом далеком конгрессе, живут по его правилам, потому что Просвещения и Невский разделены зонированием: есть спальные районы, а есть деловой и культурный центр. Жизнь человека делится на две зоны: работа и сон, которые функционально соединяет общественный транспорт. Это и определяет городское планирование. Аалто не мог не соотнести требования декларации и вид на Афинский акрополь; и сочувствие к своим современникам, которых новые нормы отправили спать куда-то за черту культурной оседлости, заставило его всю свою жизнь сопротивляться подписанной декларации. Он ведь стремился к тому, чтобы жизнь его сограждан была напоена той великой красотой, которая только в культурных центрах может располагаться и не снится спальным районам. Однако же и обратная перспектива им тоже учитывалась. Как-то он сказал, что старинные соборы стоят мертвые после того, как разрушились окружавшие их маленькие домишки. Ужасающую справедливость этой мысли мы только в последние лет двадцать начали осознавать с уничтожением бытовой застройки Петербурга: чем дальше, тем скорее Зимний дворец, Адмиралтейство, Биржа и Петропавловская крепость становятся каким-то заблудившимися во времени клочками живой городской ткани, нынче вшитыми, словно драгоценные лоскуты, в материал совсем другого свойства. Задача градостроения – сделать так, чтобы жилье и театры, церкви, дома и библиотеки можно было вобрать взглядом и пройти путь от одного до другого пешком.
И другая грань этой же цели – в наше хаотичное время создать городу законченный классический образ, так, как это сделали афиняне, поставив Парфенон на акрополе. На ужине в Афинах Аалто поразил коллег-архитекторов такой историей: едет он в поезде из Фессалоник в Афины и думает о том, что классика ассоциируется у нас с академическими гипсами, и хочется как-то сквозь эти гипсы добраться до живой плоти античного искусства, и тут вдруг видит в вагоне прекрасную греческую девушку с ногой в гипсе, которая возвращается из больницы домой.
Как снять гипс с классики? На этот вопрос отвечает центр Сейняйоки, в сердце которого Аалто вырастил волшебные здания-кристаллы чистейшей геометрии, природной и культурной: храм-периптер, в котором функцию колонн берут на себя освещенные окна; муниципалитет в виде гигантского небесного рояля; библиотеку и театр, разновысотный бело-черный флаг, – и все они расположены крестом и соединены квадратами мощеной площади. Так в живописи Кватроченто объединяются геометрией площади постройки итальянских городов. Аалто называл свой план созданием духовного центра, который поможет людям держаться вместе.
Сейняйоки – железнодорожный узел среди полей и лесов, и его церковь называется церковью Креста равнин. Колокольня церкви, высокая белая башня – сестра той, что стоит в Иматре, – воплощает в себе символ креста всех окрестных равнин. На вершине ее на каждой из четырех сторон – выступающие смотровые площадки и над ними по центру – вертикально закреплены колокола. Образ белой модернистской базилики с высокой узкой башней, в сущности восходящий к индустриальной архитектуре: к заводским трубам и корпусам, только выбеленным по-конструктивистски, первым в Финляндии создал в 1937 году на холме над промзоной Наккила архитектор Эркки Хуттунен. Аалто, явно вспоминая об этом новаторском произведении, возвращает жесткую функциональную идею храма-цеха в мир природных связей.