Фирдоуси Абулькасим. Шахнаме. Том 2

Гив юноше молвил: «Ведь ты Кей-Хосров,
Не будет Джейхун с Кей-Хосровом суров.
Эрвенд в старину переплыв, Феридун[386]
¹⁰⁶⁰⁰

Венчался на царство, прекрасен и юн. Недаром любимцем народов он стал:
Небесною он благодатью блистал.
Забудь колебанья! Ты наш властелин,
Оплот и надежда иранских дружин.
Ты шах богоданный, рождённый царить, —
Зло шаху не может вода сотворить.
Коль мне иль родимой твоей утонуть
Судьба, — не терзай истомлённую грудь.
Я жизнью лишь ради тебя дорожил.
Чтоб краю вернуть властелина, я жил.
¹⁰⁶¹⁰ Для этой лишь цели на свет я рождён.
О царь, не тревожься, не будь удручён!
Спеши, без сомнения царь Афрасьяб
За нами в погоню помчится. Меня б
Настигнув, он тотчас повесить велел,
И твой с Ференгис был бы горек удел:
Конями велел бы злодей затоптать
Иль рыбам речным на съеденье отдать».
Ответствовал юноша: «Быть посему!
¹⁰⁶²⁰ Себя поручаю Творцу моему».
Взмолился к Йездану, расставшись с седлом,
Смиренно к земле припадая челом:
«Надежду и веру даруешь мне Ты,
Благую стезю указуешь мне Ты.
И дух мой, и разум — во власти Твоей,
Ты правишь и горем, и счастьем людей».
Помчал вороной молодого царя,
Лицом заалевшего, словно заря.
И мимо причала, средь рокота волн,
¹⁰⁶³⁰ Плывёт он, как будто стремительный чёлн.
На берег выходят, Джейхун переплыв,
Хосров, Ференгис и бестрепетный Гив.
Все трое спаслись. Повелитель владык
Омыл по обряду и тело, и лик,
И долго Йездану хвалу воздавал,
И сердца восторг перед ним изливал.
Увидя, что им покорилась вода,
В смятенье пришел охранявший суда.
«Не чудо ль? — толкует помощникам он, —
¹⁰⁶⁴⁰ Ничем бы я не был сильней изумлен.
Джейхун многоводный, весенние дни,
Три панциря, три скакуна, три брони —
И все ж переправа свершилась. Тому
Поверить, клянусь, не под силу уму!»
Раскаялся страж в неразумных речах
И в сердце немалый почувствовал страх.
Чёлн выбрал, его разукрасил как мог,
И парус напрягши, погнал он челнок.
Как только он реку успел переплыть —
¹⁰⁶⁵⁰ Униженно стал о прощенье молить,
Дары предлагает властителю стран:
Шелом богатырский и лук, и аркан.
«Безмозглый ты пес! — откликается Гив, —
Ты думал, погубит нас вешний разлив?
Царь, слава которого столь высока,
Челнок попросил — ты не дал челнока.
Прочь с глаз со своими дарами теперь!
Раскаешься в дерзком поступке, поверь!»
В испуге отходит хранитель судов,
¹⁰⁶⁶⁰ Он с жизнью уже распроститься готов.
Вернулся, растерян, от ужаса слаб,
И видит: с дружиной летит Афрасьяб.
Властитель глядит, но не видит нигде
Ни тех беглецов, ни челнов на воде.
Спросил он у стража, от злобы чуть жив:
«Как смог переправиться дерзостный див?»
В ответ услыхал он такие слова:
«Как я, был отец мой заставы глава,
Но видеть ни мне не пришлось, ни отцу,
¹⁰⁶⁷⁰ Чтоб сушею стала вода удальцу.
Весенние воды, взгляни, разлились,
Вошедшему в них не уйти, не спастись.
А те добрались невредимыми — знать,
Небесная их берегла благодать.
Иль ветром летучим они рождены,
И к людям Создателем низведены?»
Царь слушал, бледнея, вздыхал тяжело,
Известие сердце ему обожгло.
И стражу сказал повелитель мужей:
¹⁰⁶⁸⁰ «Суда приготовь, да спусти поскорей.
Они далеко не успеют уйти,
Устанут и в сон погрузятся. В пути,
Быть может, настигнем мы их. Торопись,
Суда нам скорее подай и простись».
Но молвил Хуман возглавлявшему край:
«О царь, поразмысли, с огнем не играй!
Ведь если ты войско в Иран поведёшь,
Ты в когти безжалостным львам попадешь,
Таким, как Гудерз, и Ростем-исполин,
¹⁰⁶⁹⁰ И Тус, и сметающий рати Горгин.
Тебе, знать, наскучила царская власть,
Коль ярому тигру кидаешься в пасть.
Тебе ведь подвластны и Чин, и Мачин,[387]
И солнце с луной, и Кейван и Первин.
На троне пребудь, возглавляя Туран:
Теперь нас тревожить не станет Иран».
Хоть сердце в крови, хоть душе тяжело,
Вернулись. А время всё дальше текло...