Фирс Фортинбрас

Я и близкого не говорил ничего, и не было праздника никакого, и аппарат у него примитивный, на базе простой скороварки, и буднично стояла она на плите, но была у него манера – вставлять «как ты говоришь» к месту и не к месту, причём когда дело касалось чего-то хорошего.

– Огурчики солёные. Хлебушек.

Я, со своей стороны, достал рыбные палочки из холодильника.

– Заживём, – сказал Андрей Гаврилыч. – А где Марина?

– Ушла.

– Тем более.

Знал, по-видимому, что ушла, иначе бы не стал занимать без разрешения кухонный кран и раковину.

Две резиновые трубки обеспечивали проточной водой эмалированное ведро, исполняющее роль холодильника. А я какую роль исполняю?

– Оцени, – протянул мне с растёртой каплей ладонь, которую первым понюхал сам.

Я тоже понюхал.

– Ну, ацетон.

– Сам ты ацетон, уже нет запаха. Ладно, солью`, не переживай. Не будем спешить… А ты рыбки пожарь, как ты говоришь.

Я достал сковородку и вспомнил о Рине, поставил на газ к скороварке соседкой, растительного масла плеснул, не веря в чудо тефлона, бросил рыбные палочки, темнело уже за окном – и сколько я спал, интересно, – треска в панировке, перевернул все ломтики деревянной лопаткой, спросил:

– Давно у станка?

– Не, минут пятьдесят.

– Быстро, однако.

– А ей зачем тормозить, в ней браги пять литров, не больше, я ж для себя, для нас, для души.

Это верно, больше всего он любит процесс. Он и гонит ради процесса.

Значит, я спал около часа.

– А не взорвётся?

– Пьяного Бог бережёт. Но мы не спешим. Мы терпеливы, потерпим. Скоро начнём. Видишь? Чище пошёл… как ты говоришь.

И верно, захотелось напиться.

Он спросил:

– Скоро придёт?

Жду уточняющего вопроса. Откуда мне знать, про какой он приход?

Больше не спрашивает. Понятно.

Про что.

– Ушла, – отвечаю.

– А скоро придёт?

Не стал ему повторять.

– На костылях?

Да. Но молчу.

– Или не скоро?

– Совсем, – говорю.

– Совсем – это значит чего?

– Ушла совсем, ты не глухой?

– От тебя?

– Не от тебя же.

– А я ещё думаю, чего это он уснул вечером…

– При чём тут уснул? Я просто уснул.

– Даже не знаю, что и сказать.

– Ключи оставила.

– Значит, придёт.

– И паспорт.

– О, даже так!

– Всё оставила. Убежала – и всё.

– А сказал, что ушла.

– А что, не ушла?

– Убежала – ещё не ушла.

– Не надо меня утешать. Я сам умею.

– Просто понять хочу. «Ушла». «Убежала». В общем, ясно. Психанула, короче. Да ты сам псих. Помнишь, как мы долги вышибали?

– Слушай, я не люблю эти истории.

Он заговорил о змеевике, медном – это с завода. Там у них на электромеханическом трубы к скороваркам мастера подводят. Вот только не надо агитировать за вторую перегонку, она убьёт весь аромат. У них вообще мужики первач ценят, он сильнее всего бьёт по мозгам. Но мы учёные, жить долго хотим. Другой вопрос, малый выход у скороварки. Так, баловство. А что Марина ушла, с кем не бывало.

– Спорим, придёт?

– За ключами и паспортом. Надеюсь.

– Это как нарочно зонтик забыть.

– Неправда. Ты не знаешь её. Абсолютно другое. Может, и не придёт – ни за ключами, ни за паспортом, ни за чем не придёт. От неё всё ожидать можно. Она и с моста бросится – чтобы мне стыдно стало. У меня брат такой. Придурочный.

– Пари?

– Я судьбу не испытываю.

Театрально получилось, заметил сам. И по его ухмылке заметил, что и он заметил.

Не в том дело, что «театрально», а в том, что «не верю». Вопрос, кому не верю. Себе? Не себе? Себе – через его восприятие? Не себе – если сам я не сам, – то кто тогда я, кому я не верю?

Андрей Гаврилыч демонстрирует, как горит хорошо.

Хорошо.

По стаканам.

Выдохнуть прежде.

– За счастье!

Обожгло горло. Жар спускался по пищеводу, я был как изделие гигантского стеклодува.

Со своей стороны, Андрей Гаврилыч радостно крякнул.

– Градусов семьдесят.

– Да уж.

– Лучше, чем палёную из киоска.

Он прав. Я обобщил:

– И лучше, и полезнее!

– Это точно, полезнее. От палёной один только вред. Меньше вреда – значит, больше пользы.

– Вот! Я так и сказал.

– Одно понять не могу, – сказал, подумав, сосед, – жилплощадь на ней, а остался ты. Ты, что ли, выгнал её?

– На костылях, да? Соображаешь, что говоришь? Я теперь пленник этого места, вот она кем меня сделала! Я заложник её – с её ключами и с её паспортом!

– А я на что? Я что – дверь не открою? Гуляй!

– Где ты откроешь? Тебя и дома-то не бывает.

– Всё тебе не нравится, Никитыч, ты меня избегаешь, я всё замечаю, а как у нас было с тобой триумфально!

– Это чем же я тебя избегаю? Тем, что самогон обычно не пью? Ну так я вообще не сильно пьющ, ты сам знаешь.

– При твоей комплекции, что характерно. Как красна дéвица ты.

– Я?

– Ты, ты.

– Ты мне тут зачем ты-ты и при чём тут комплекция?

– Ты стал, говорю. Как красна дéвица. Будто красна дéвица, а не ты. Не пьёшь.

– А кто с тобой пьёт – вот сейчас? Вдруг это я?

– Забыл, забыл! Как амперметры продавали. Забыл…

– Я забыл?.. Как мы амперметры?..

– Но по отдельности. Ты в одних вагонах, я – в других. По вагонам ходили.

– Это ты мне рассказываешь?

– Ты спросил, помню ли.

– Это ты спросил, помню ли.

– Я не спрашивал.

– И я не спрашивал.

– А параметр как измеряли? Вместе уже.

– Не уже. А ещё.

– Ещё – уже. Без разницы.

– Электрическое сопротивление тела.

– Точно. Тестером.

– Твой был.