Фистула

«Скажем так… Линия, скажем, – это попытка человека. Да, попытка мифологического человека навязать времени. новую фигуру, так? Но мы не можем. если мы честны с собой. Мы не можем мыслить верность, да, верность времени единственной фигуре».

«Человеческая попытка, говоришь ты. Но вот – человек наш старался, старался, присочинил себе линию, но себя на линейку-то не поставил! К себе-то он отнёсся в религиозном смысле! Как к тому, кто вещи творит. А теперь он сам есть высшая вещь и совокупность вещей, а посему должен бы поставить себя на линию…»

Мне подумалось, что я даже не понимаю, едем ли мы по той же дороге или куда-то свернули. Если по той же, то наверняка мы подъезжали или уже проехали поворот, который вёл к архипелагу усадеб, где был дом сестры. Мы со Львом могли прямо сейчас вернуться к ней, не ехать ни к каким «мальчикам». Я вспомнил, какая сильная обида охватила меня утром, когда сестра заявила, что весь день собирается провести без нас. Но сколько бы обид я ни испытал и сколько бы раз ни почувствовал отторжение от каких-нибудь её слов или действий – всё равно я хотел быть рядом с ней, хотел служить ей, даже унижаться для неё. Как много счастья мы бы испытали, включи она меня в свою семью на самом деле вместо Капитана!..

«…Иными словами, ты спрашиваешь меня, что чувствует мифологический человек в эпоху его. технической воспроизводимости?»

«Ты попал в самое сердце моего вопроса!»

«Это тяжёлые чувства, мой друг… Страх, в первой очереди страх. Страх перед. эмм. общей со-временностью, перед современниками, в которых мифологический человек видит цирковых уродцев. Страх техники. Даже если он пользуется. пользуется техникой, то как бы принуждённо. Мифологический человек уверен, что за пределом современности есть. другой мир, подлинный мир, куда он, куда мы не можем, но должны вернуться…»

Я посмотрел на Льва. Мальчик как будто даже ни разу не сменил позы, и всё так же предпочитал анимационной беготне-толкотне свои ладошки, которые он то крепко сжимал, то приоткрывал и точно проверял, ничего ли не изменилось. Мне бы так хотелось знать, о чём он думал в этот момент. Может быть, он что-то особенное вспоминал? И если да, то что из своих воспоминаний племянник собирался затем упрятать в своей игрушке, которую я сегодня заметил также и у пары-тройки тел из SZ.

Вырастая, мальчики становятся мужчинами.

Но что это значит сегодня, в эпоху пересмотра прежних общественных ролей и формирования новой этики? В прежние времена мальчиков воспитывали так, чтобы блокировать у них все проявления чувств, кроме агрессии. Быть мужчиной означало быть бойцом, солдатом и лидером, которому категорически запрещено демонстрировать свою слабость. Занятые в постоянном соревновании друг с другом, мужчины либо самореализовывались через доминирование, либо оказывались несостоятельными в мужском мире и компенсировали это агрессией в отношении более слабых, в первую очередь женщин и детей.