Физическое воспитание

Несколько месяцев назад она впервые попробовала текилу и водку. Папа с мамой уехали в другой город на похороны, а за старшего оставили Паблито, любителя терять ключи. Брат с сестрой не виделись все выходные, за исключением воскресенья, когда они разогрели в микроволновке пиццу (единственное, на что их хватило) и потом, укрывшись пледом, но каждый в своем кресле, сели смотреть «Крестного отца». Важный фильм. Взрослый. Самый жестокий из всех, что Каталина видела до тех пор. Она не могла оторвать взгляд от экрана, даже когда расстреливали Сонни, и подумала, что, может, из-за этого ее мутило и так болела голова. Она не связала плохое самочувствие с алкоголем, выпитым накануне. Она и выпила-то всего две стопки, шутила смешнее, чем когда-либо, и насладилась первой в жизни минутой славы, когда заметила, что некоторые мальчики ею заинтересовались, как будто привлеченные ее новообретенным блеском; Каталина еще подумала – наверное, это и есть вкус зависимости. Она отрывалась под Soundgarden, под Pixies, под Nirvana, даже под Guns N’ Roses, которые ей не особенно нравились, но тут показались классными. Поставили пару групп, которые она не знала. Она подпевала прилипчивым строкам из песни Бека, которую до этого слышала всего два раза. Soy un perdedor, I’m a loser baby, so why don’t you kill me?[11] – а под конец Гильермо прокричал ей в ухо, что запишет для нее целую кассету таких же новых песен, как эта. Музыка для Каталины в этот момент была всем. Ей казалось, это единственное, что по-настоящему связывает ее с другими людьми. Даже мелькнула мысль, не научиться ли ей играть на каком-нибудь инструменте. Сильвия ненадолго ее оставила, чтобы подкатить к Шустеру из предуниверситетского класса, а Каталина тем временем познакомилась с Хуаном, который достал из кармана записную книжку, вырвал листочек и написал свой телефон; она решила, что свой номер давать ему пока не стоит, но обещала позвонить. Возвращаясь домой вместе с Сильвией и Гильермо, ее лучшими друзьями почти с самого начала учебного года, Каталина чувствовала, что ноги идут сами собой и что она видит ровно столько, сколько ей нужно видеть – расплывчатую массу зданий, оранжевых и черных в свете фонарей. Когда они добрались до своего района, Сильвия, как обычно, вооружилась ключами, и они остановились на углу около аптеки, прежде чем разойтись каждый в свою сторону. Раздалось двенадцать прощальных поцелуев. Каталина никогда еще не гуляла так допоздна, и это исключительное обстоятельство заставляло ее чувствовать себя нормальной. В отличие от нее Сильвия и Гильермо, привычные к такому распорядку выходных, казались усталыми, как будто возвращались из офиса. В те десять минут, что она шла до дома, ей казалось, что она отделилась от собственного тела. Ощущение ей понравилось, она летела как на крыльях, даже когда поняла, что ужасно хочет писать. До дома оставалось еще полпути, и она даже подумывала, не облегчиться ли прямо в штаны – все равно же тело от нее как бы отдельно. К счастью, дверь дома показалась раньше, чем она ожидала. Каталина поднялась в квартиру, сама не осознавая как, – задачу взяла на себя вся эта телесная организация, которую она так старательно игнорировала и которая управляла дыханием без всяких усилий с ее стороны. Дома она первым делом сбегала в туалет, потом разделась и улеглась спать совершенно счастливая и пьяная, настроенная как можно скорее повторить этот опыт.

Но едва она залезла под одеяло и закрыла глаза, как кровать и потолок завертелись вокруг нее; теперь она была не вне своего тела, а вращалась в самой его глубине. Каталина испугалась: она не понимала, как совладать с этим ощущением, а потом на нее накатило всепоглощающее чувство вины. Она подвела папу с мамой, которые, вообще-то, не разрешали ей уходить гулять в их отсутствие, а она тайком сделала копию ключей Паблито. И вела она себя не серьезно и благовоспитанно, как хотят родители, а совсем наоборот. Кажется, она сама уже запуталась в собственных хитростях. Что, если друзья на самом деле смеются над ней, а она и не догадывается? Каталина вспомнила, как мальчики с дополнительных занятий лезли тогда через стену, вспомнила скамейку с обидной характеристикой, вспомнила Амалию, подружку из начальной школы, которую старательно избегала и с которой уже почти год как не разговаривала. Точнее, Амалия ей за это время звонила трижды, а Каталина перезвонила только первые два раза. Той ночью Каталина плакала ни о чем и обо всем – о том самом всем, которым можно оправдать применение отвертки, так и лежащей у нее в рюкзаке, и которое иногда хочется как-нибудь выразить словами.