В парикмахерской ее тоже пытались отговорить и сперва оставили ей волосы по плечи – в соответствии с маминой инструкцией, сделав вид, будто не расслышали, что просила сама Каталина. Однако Каталина повторила, что хочет стрижку почти под ноль. Это был самый быстрый способ изменить свое тело; другой вариант – набрать тридцать кило, но на это ушло бы много времени и потом ей пришлось бы все время слушать, как ее называют жирной.
– Ты же будешь похожа на мальчика, – предупредил ее парикмахер, как будто не было других слов.
– Режьте все, – потребовала она.
Мама пришла за ней через полчаса и, увидев ее, прикусила верхнюю губу, схватилась руками за голову, закатила глаза и стала издавать какие-то нечленораздельные звуки. Она довольно долго так разыгрывала отвращение, видимо, рассчитывая, что парикмахер возьмет с нее поменьше за то, что она и сама могла бы сделать дома электрической машинкой, а главное, давая понять дочери, что находит ее новый облик ужасающим.
Повернувшись к зеркалу, Каталина увидела парня. Красивого парня. Такого, с которым она, пожалуй, захотела бы встречаться и которому позволила бы стряхнуть пепел с сигареты ей в напиток, потому что некоторые девчонки в школе говорят, что это афродизиак, а ей хотелось на собственном опыте ощутить, каково это – иметь либидо. Она хорошенько рассмотрела его, стараясь проникнуть в эти глаза сквозь отражение, и поняла, что этот мальчик начисто лишен полового влечения. Что он не из тех, кто пахнет ногами и прячет «Плейбой» под кроватью.
Выйдя оттуда, она позвонила Хуану из автомата, чтобы днем с ним увидеться. Она ему сказала, что ходила в парикмахерскую, но не говорила, что так радикально постриглась. Она хотела, чтобы встреча состоялась у него дома, желательно в присутствии его мамы и сестры, чтобы они ее защитили от возможной критики, потому что догадывалась: Хуан оскорбится из-за того, что она не спросила у него разрешения, как пришлось спрашивать у мамы. Папа, увидев ее, обрадовался, как будто у него грузовик с плеч упал. «Тебе так лучше», – сказал он. С тех пор как у нее стала расти грудь, это был первый раз, когда папа обратился к ней вот так, напрямую. На секунду Каталина лишилась дара речи, а опомнившись, тут же торжествующе поглядела на маму, которая тоже слышала похвалу. Единственной причиной, по которой Каталина так долго ходила с длинными волосами, был страх, что ей не позволят даже этого сделать с собственным телом.
Хуан открыл дверь и застыл на пороге с таким видом, как будто собирался послушать любимую песню, а у него вдруг сломался плеер.
– Ты что натворила, Ката?
Она улыбнулась как ни в чем не бывало, и вошла к нему в дом как ни в чем не бывало, и как ни в чем не бывало поздоровалась с его мамой, которая выглянула из кухни, услышав, как ее сын спрашивает у своей девушки, что она натворила.
– Как современно, – сказала мать Хуана, которая всегда была с ней очень любезна.
Каталина не переставала трогать свою голову, потому что ей не верилось, какая чувствительная, оказывается, там кожа и каким приятным может быть прикосновение пальцев, ее собственных пальцев. Она даже разрешила бы Хуану погладить себя по голове, если бы он так явно не показывал свое отвращение. Он смотрел на нее и всем своим видом будто вопрошал: «Как ты могла так со мной поступить?» Она смотрела на него и думала: теперь его друзья уже не будут ему говорить, какая секси у него девушка. Она смотрела на него и понимала, что они одного роста и со спины их можно будет принять за парочку геев. И Каталина поглядела ему в глаза, передавая эстафетную палочку: пусть теперь он ищет поводы, чтобы больше с ней не гулять, а то она уже свыклась с мыслью, что встречаться с ней неинтересно и ей фантазии не хватит кого-то бросить. Тем вечером она легла спать счастливая.