Читаем Фламенка полностью

Вам не покаяться в вине

Перед Амором: вы вполне

Поверили тому, что друг

Старался вам лишь больше мук

Доставить". Говорит открыто

О том же ей и Маргарита:

"Поклясться, дама, я могу,

Не опасаясь, что солгу:

Красивей не бывают люди,

4550 Чем служка; но манерам судя,

Для всех он может быть примером,

Коль качеству под стать манерам.

Такого, что прелестней всех,

Внезапно полюбить - не грех.

Бог приоткрыл того вам суть,

Какие в нем желанья суть.

Не удивляйтесь, что хотим

И мы, чтоб увлеклись вы им:

Приятней речь вести о друге,

4560 Чем о мучителе-супруге

. . . . . . . . . . . . . . . . {161}

Должны придумать вы ответ

Немедленно, чему причина

Приход, и скорый, господина.

Но не ищите слов натужно:

Надеюсь, я найду что нужно,

Предложим - вы с Алис сперва,

А я потом - свои слова".

- "Зачем, подружка, если лучшим

4570 То будет, что от вас получим?"

- "Так коль хотите, оглашу

Ответ?" - "Хочу ль? я вас прошу!"

- "Решайте, как оно меж тех:

_Увы! - В чем боль? - Умру. - Чей грех?"

- "Чей грех_? Словца удачней нет!"

- "Да, Маргарита, ход нашед

Такой, ты вышла впрямь в труверки {162}".

- "Да, дама, но по низшей мерке:

Всех лучше - кроме вас с Алис".

4580 Меж тем, эн Арчимбаут уж близ

Их комнаты: как бык, взревев,

Вошел; вздувает кожу гнев;

Кричит: "Так где ж вы? Все вам худо?

Вас вылечит с едою блюдо".

Тон Маргариты смел: "Потребно

Ей то, что более целебно!"

Язык высовывает: всех,

Хоть рты прикрыли, душит смех.

Гильем, не зная перерыва,

4590 Свои ответы кропотливо

Исследует со всех сторон.

Уединенья ищет он,

От одиночества ждет прока:

Когда один - не одиноко.

Хватает одному вполне

Бесед с собой наедине.

"_Умру_, сказал, что ж, так и будет.

Страсть одиночку к смерти нудит,

Умру один, один любя.

4600 Амор и сердце пусть себя

Винят: не нанося побоев,

Разят, но все к тому устроив.

Коль дан безумцу в руки нож,

И он убьет, преступник тож

И тот, кем нож вручен. Я прав,

Амор и сердце так назвав,

Ибо они убийцы, верьте:

Не прямо, но повинны в смерти.

Ведь и Дидону мог Эней

4610 Убить, не прикоснувшись к ней {163}.

Господь всемилостивый! жалость

В ней сыщется ль ко мне - хоть малость

Чтоб исцелиться я сумел?

О нет! И смерть - благой удел.

Как станет больно той, кто доли

В моей иметь не хочет боли?

Нет милости в избегшей зла.

Коль ей моя б нужна была,

Я б так, что ждать ей не пришлось бы,

4620 Сам предложил, еще до просьбы:

Я знаю путь добра и худа

И ждать нам милости откуда.

Источник милости - беда

Другого, также как нужда:

От боли чье-то сердце сжалось

Тотчас в мое нисходит жалость,

И доброта, в повиновенье

У ней, течет по тонкой вене

Так милость в нас пускает корни.

4630 Внушает жалость все упорней

Затем, как будет мне, врачу,

Отрадно, если излечу,

И это - милости расцвет.

Коль, не хитря, затем от бед

Спасает в случае нужды,

То это - милости плоды.

Она полна цветов и зерен,

И добрый у нее, знать, корень,

Коль милосердья, наконец,

4640 Дает ростки - всех благ венец.

Сколь эти ценности все хрупки,

Являют мне мои поступки:

Где жалость, там и неизбежность

Любви - в любви родится нежность,

Чтоб болью заболеть чужой.

Столь сильно не болел душой

И не жалел я до сих пор

Других. Устроил так Амор,

Чтоб даму я жалел, доколе

4650 Она под стражей против вола.

Стать на пути хочу у бед

Ее - пусть мне приносят вред,

А будь мое благо суждено,

Пусть ей достанется оно,

Ее пусть болью буду болен

Вот что влюбленный выбрать волен.

Лишь на любви даст милость всход,

На ней она и в рост идет,

Что так людьми ценимо всеми;

4660 В ней без любви не зреет семя.

Зазеленеет поздно нива

Моя, коль милости прилива

От дамы ждать за то, что пронял

Ее страданьем - хоть и понял

По виду, что благоволит

Она ко мне и значит вид,

Что долгим быть благоволенье

Должно и даст мне исцеленье.

Амор, забыли вы о долге:

4670 Бедой я мучим, слишком долги

Недели, слишком речи кратки.

Уж скоро собирать початки,

А я несчастлив был, сажая!

Какого ждать мне урожая,

Коль два мюида лишь успел

Посеять! {164} Будет хлеб незрел:

К отаве впору быть побегам,

Чтоб мерзнуть подо льдом и снегом.

Не сгубят, впрочем, холода

4680 И ветры нужного плода.

Но зря я дал себя тревоге

Увлечь: Бог милостив! в итоге,

Сколько семян, столько травы.

Семь дней ждало в земле _увы_,

К восьмому же взошло на ней.

Трудился новых я семь дней,

Чтобы посеять лишь _умру_,

А урожай свой соберу

С него через такой же срок:

4690 Дай бог увидеть, чтоб росток

На радость мне поднялся выше.

Не видя знаков и не слыша,

Жить стану - как ни благ будь знак

Коль он не из истока благ {165}.

Таких больных не видел я,

Чтоб пили прямо из ручья,

Напротив, все, стремясь ко благу,

Пить жаждут ключевую влагу.

Цветок шиповника до роз

4700 Садовых также не дорос.

Но ключ и роза вместе - та,

Чья орошает красота.

И так она желанна мне,

Что думой лишь - и то вполне

Доволен я: чем больше дум

О ней, тем вдумчивее ум.

О знали б вы, как мог прижать я

Ее к себе, раскрыв объятья,

Как льнул бы к ней, ее любя,

4710 Как с ней свободно б вел себя!

Но слишком я болтлив, невежа,

Плету о том, как льнуть к ней, нежа,

А льнуть без позволенья - грех.

Не нужен вовсе мне успех,

Знай я, что дама не согласна.

Безумцем, столь желанье страстно,

Я стал, чем дерзкий мой напор

И объясним, - а все Амор:

Им посылалась среди сна

Перейти на страницу:

Похожие книги

Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне
Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Книга представляет собой самое полное из изданных до сих пор собрание стихотворений поэтов, погибших во время Великой Отечественной войны. Она содержит произведения более шестидесяти авторов, при этом многие из них прежде никогда не включались в подобные антологии. Антология объединяет поэтов, погибших в первые дни войны и накануне победы, в ленинградской блокаде и во вражеском застенке. Многие из них не были и не собирались становиться профессиональными поэтами, но и их порой неумелые голоса становятся неотъемлемой частью трагического и яркого хора поколения, почти поголовно уничтоженного войной. В то же время немало участников сборника к началу войны были уже вполне сформировавшимися поэтами и их стихи по праву вошли в золотой фонд советской поэзии 1930-1940-х годов. Перед нами предстает уникальный портрет поколения, спасшего страну и мир. Многие тексты, опубликованные ранее в сборниках и в периодической печати и искаженные по цензурным соображениям, впервые печатаются по достоверным источникам без исправлений и изъятий. Использованы материалы личных архивов. Книга подробно прокомментирована, снабжена биографическими справками о каждом из авторов. Вступительная статья обстоятельно и без идеологической предубежденности анализирует литературные и исторические аспекты поэзии тех, кого объединяет не только смерть в годы войны, но и глубочайшая общность нравственной, жизненной позиции, несмотря на все идейные и биографические различия.

Алексей Крайский , Давид Каневский , Иосиф Ливертовский , Михаил Троицкий , Юрий Инге

Поэзия