Flamma

— Что ж, Люциус, идите, — согласился король, жестом отпуская всю троицу.

Епископ был в восторге: государь назвал его друга по имени.

Глава X. Теории любви, видение войны и тонкость политики

Миссис Барбара Палмер одарила приблизившихся священников приветливой улыбкой и сразу же приступила к расспросам о том, что занимало в этот момент каждого присутствующего в зале человека — об удивительном поступке Люциуса. Но архидьякон, быстрым взглядом оценив настроение леди Палмер и ее приближенных, пришел к выводу, что на самом деле всех этих людей больше интересует сама его персона, нежели событие, творцом которого он стал. Поэтому, предоставив епископу одному отвечать на все вопросы, Люциус принялся изучать окружающих дам и лордов, дабы составить впечатление (пусть поверхностное) о тех, с кем ему предстояло вести беседу, когда их внимание обратится непосредственно к нему.

Однако присутствие в этом обществе рыжей девушки отвлекало и несколько тревожило Люциуса: даже заслоняемая ореолом величия таких знаменательных личностей как принц, фаворитка Карла II или Бэкингем, эта женщина неизменно притягивала к себе взоры архидьякона и привносила в его душу смятение. Непонятное ощущение, как неоднократно бывало от одного лишь вида ее, сдавило грудь Люциуса где-то под сердцем.

«Почему я не могу совладать с чувством невольного страха перед ней?» — не понимал он.

И миссис Палмер заметила растерянность архидьякона.

— Что с вами, господин Флам? — поинтересовалась она, перебивая епископа, увлеченно пересказывающего положения преподнесенной королю дарственной. — Почему вы так смотрите на Маргариту?

Решивший будто забылся на столько, что испытываемые им чувства были угаданы, Люциус вздрогнул. Но уже скоро он облегченно перевел дух: живой и веселый взгляд фаворитки Карла II открыл проницательному архидьякону истинное направление ее мысли.

«Как же просто спутать боязнь и любовный трепет!» — усмехаясь, подумал он. — «Ну да мне это только на руку».

Теперь Люциус знал, какое направление нужно придать разговору.

— Мне кажется, в присутствии молодых и красивых дам не следует говорить о столь суетных вещах как наследство и другие юридические безделицы, — интонационно изображая пренебрежение, произнес он. — Ведь есть темы гораздо более возвышенные и притом не менее увлекательные.

— Какие, например? — спросила миссис Палмер, которую рассказ епископа действительно начал утомлять.

— Например, любовь, миледи, — пояснил архидьякон, стараясь показаться смущенным.

Герцог Бэкингем презрительно хмыкнул, но на губах леди Палмер заиграла одобрительная улыбка. Этого оказалось достаточно для того чтобы Люциус поспешил развить успех: он поведал об утреннем посещении собора девушкой, влюбленной в некоего священника, и необычайно красочно передал свой разговор с нею.

«Вот и эта история пригодилась» — довольный сложившейся ситуацией решил Люциус, глядя на то, как легко миссис Палмер поддается очарованию его речей.

— Любовь — это божественная искра, разжигаемая двумя человеческими чувствами: симпатией и страстью. Симпатия — есть жажда созерцания и близости; страсть же — жажда обладания и единения, — горячо включилась в обсуждение услышанного леди Палмер. — В зависимости от преобладающего в ней чувства, любовь бывает платонической и плотской — здесь я с вами согласна, — но она всегда от бога и заслуживает права быть — в любом ее проявлении! — и тут наши мнения расходятся, поскольку я считаю, что вы не должны были ограничивать бедную девушку в ее чувствах.

Архидьякон не ожидал от любовницы короля столь рьяного заступничества за простую горожанку (к тому же ей неизвестную), но чем сильнее увязала леди Палмер в сетях Люциуса, тем большее значение приобретал он в ее глазах. Поэтому возможность вступить в спор пришлась для него очень кстати.

— Простите, миледи, вы не правы! — возразил Люциус. — Я был далек от того чтобы кого-то в чём-либо ограничивать — я лишь давал совет; однако, быть может, совершил ошибку высказав его в несколько категоричной форме. Но и вы в свою очередь забываете о том, что речь идет не только о девушке… — он выразительно взглянул на внимавшую ему миссис Палмер и та, задумчиво кивнув, сделала архидьякону знак, что он может продолжить. — Для священника же, позволительна только самая целомудренная и чистая любовь, — заключил тогда Люциус, — каковой, несомненно, является платоническая.

Леди Палмер молча взирала на архидьякона и будучи абсолютно уверена в небезупречности последнего вывода не находила все же опровержения его словам. Впрочем, Люциус, пользуясь возникшей паузой, сам пришел ей на помощь.