Неподалеку от места, в которое попала пуля, корчилось чье-то тело. На крик Мура двое малых выскочили из казармы, чтобы помочь раненому. После краткого осмотра один из них покачал головой, они подняли тело и потащили его в сторону, где виднелось нечто, напоминающее колодец; они сбросили убитого туда и Мур заметил:
— Это наше кладбище. Я подсчитал, что мы относим туда кого-нибудь почти каждые два часа. А здесь — действующий колодец, из которого мы берем воду. Не стоит подходить слишком близко — самые меткие стрелки панди обстреливают его из вон той рощицы. Весь день он им виден как на ладони, так что приходится запасаться водой по ночам. Джок Маккиллоп занимался этим целую неделю, прежде чем им удалось в него попасть. Одному небу известно, скольких водоносов мы потеряли с тех пор.
Что мне казалось особенно нереальным, так это то, каким спокойным, обычным тоном капитан обо всем этом говорил. Таков был этот гарнизон, голодающих защитников которого мятежники отстреливали одного за другим, а Мур спокойно шел, чертовски хладнокровно рассказывая обо всем этом, а шальные пули продолжали свистеть вокруг нас. Я терпел все это сколько мог, но потом у меня вырвалось:
— Но во имя Господа — ведь это же безнадежно! Неужели Уилер не пытался вести переговоры?
Он только рассмеялся в ответ на это.
— Переговоры? С кем? С Нана-сагибом? Ведь вы же были в Мируте, а? Соблюдают ли эти мерзавцы договоры? Дорогой мой, они просто хотят всех нас перерезать. Они поубивали всех белых в этом городе и одному Богу известно, сколько своих собственных соплеменников вдобавок. Они до смерти замучили туземных ювелиров, чтобы завладеть их сокровищами; Нана сам из пушек расстреливал индийцев, проявлявших симпатии к англичанам, — одного за другим, их еле успевали привязывать к дулам! Нет, — покачал головой Мур, — переговоров не будет.
— Но какого дьявола — я имею в виду, что…
— Что вообще из этого может выйти? Думаю, мне не нужно рассказывать про всех людей — или не позже трех дней британская колонна прорвется к нам на помощь из Аллахабада или мы в конце концов настолько ослабеем от голода и расстреляем все патроны, так что
Полагаю, что нет смысла описывать, насколько сильно я пал духом, особенно учитывая, что деваться было некуда — да и я просто не мог бежать из-за моей распухшей лодыжки. Все выглядело абсолютно безнадежным, и что хуже всего — поскольку я был старшим офицером, то должен был, подобно Уилеру, Муру, Вайберту и остальным, делать вид, что готов сражаться до конца и погибнуть со славой. Даже я не мог вести себя по-другому — по крайней мере, не с теми, кто все еще держался бодро и уверенно — настолько, что мог бы не верно меня понять. Я унесу с собой в могилу картину этой пропитанной кровью земли, тучи мух, роящихся вокруг и изможденные фигуры на парапете за бруствером. Стены казарм были буквально источены пулями, которые вонзались в них каждые несколько секунд; то и дело раздавался вскрик, когда выстрелы мятежников все же находили свою цель; то и дело мимо пробегали санитары — и Мур с окровавленной рукой, хладнокровно шагающий сквозь этот ад, усмехался и сыпал остротами направо и налево; Уилер, в нахлобученной шляпе, с пистолетом, заткнутым за пояс, угрюмо вглядывался в ряды
— Сегодня будет жаркое, — заметил Мур, поворачиваясь ко мне, — это благодаря вашим прорвавшимся парням. Обычно же, когда нам хочется мяса, мы поджидаем, когда кавалерист-
— В лошадке же побольше мяса, чем в бунтовщике, а, Джаспер? — подмигнул сержант, и рядовой ответил, что так оно и есть, хотя некоторые из его знакомых унтер-офицеров (не будем называть имен) и без того — законченные людоеды.