Степан не мог себе позволить ночные учения для всей эскадры в открытом море, данный прием можно было отрабатывать на рейде Порт-Артура. Даже на внутреннем рейде – как только лучом прожектора захватывался миноносец, соседний мателот тут же старался продублировать данный захват. Из одной струи света вырваться было еще возможно, но из перекрещенных лучей – практически нереально.
Молодые капитан-лейтенанты и просто лейтенанты, ведущие в бой свои истребители и миноносцы, не собирались беречь ни собственные жизни, ни жизни своих подчиненных, ни корабли, которыми командовали. Их основной задачей сейчас, а значит, и целью своего существования, было выполнить приказ командующего флотом: подобраться как можно ближе к броненосцам и крейсерам неприятеля и поразить их своими минами. И если это удастся хоть одному из десяти, то и остальные девять погибнут не зря…
Но лобовая атака не удалась – не было смысла вести свои отряды в шквал огня, где каждое (КАЖДОЕ!) попадание грозило если не гибелью, то выходом из строя своего миноносца. Практически без шансов приблизиться на заветные три-пять кабельтовых к цели.
К тому же отряд капитан-лейтенанта Сакураи еще до выхода на позиции для атаки попал на зуб четверке истребителей Елисеева, которых Макаров отправил в свободный поиск с напутствием: «Любой большой корабль дальше чем десять миль от берега – вражеский. Топите. Вся ответственность на мне».
Большие корабли по дороге попасться не успели, а вот четверке японских «циклонов» не повезло – они угодили прямо напересечку курса тех кораблей, которые и были созданы специально для того, чтобы подобное истреблять.
«Бесшумный», уперев луч своего прожектора в «Хаябусу», начал работать по нему всей артиллерией левого борта. К нему немедленно подключились «Бесстрашный» и «Беспощадный». «Бойкий», выхватив из темноты «Касасаги», немедленно открыл огонь по нему.
«Чидори» и «Аотака», поняв, что русскими еще не обнаружены, немедленно сделали коордонат влево, и, как бы ни хотелось оставлять своих товарищей на съеденье русским, приказ адмирала надлежало выполнять – атаковать вражеские броненосцы и крейсера. Все остальное вторично!
А отряд Елисеева со смаком добивал пару стреноженных японских «циклонов» – благо подавляющее превосходство в артиллерии это позволяло. Тем более что цели не просто горели – полыхали в южной ночи. В восемь трехдюймовых стволов и столько же сорокасемимиллиметровых русские истребители целенаправленно истребляли тех, для истребления кого создавались. Сначала «Хаябуса» стал заваливаться на борт, потом то же самое произошло с «Касасаги».
Комендоры русских эсминцев огня не прекращали – снаряды продолжали рвать в клочья как металл корабельных конструкций, так и человеческую плоть.
Флот микадо уменьшился еще на два боевых корабля. Но именно два их товарища по отряду сумели отомстить русским в большей степени, чем кто-либо другой: «Чидори» и «Аотака», уходя из-под обстрела миноносцев Елисеева, отвернули в сторону берега и под берегом же проскочили к хвосту артурского отряда крейсеров. Незамеченными проскочили. Незамеченными приблизились к концевому. Незамеченными выпустили мины по концевому…
– Вспышки минных выстрелов по правому крамболу! – резануло криком сигнальщика на мостике «Паллады».
– Прожектора на правый борт! – нервно отреагировал командир крейсера. – Огонь правым бортом!
– Куда огонь-то, Владимир Симонович? – ошалел от приказа старший офицер Стевен.
– Пока – куда угодно! – Сарнавский совсем недавно получил под командование крейсер первого ранга, и, чтобы в первой же операции его корабль, только что вышедший из ремонта, снова получил мину в борт… Даже подумать было жутко, что начнут говорить в штабах о «проклятом крейсере». И не только в штабах, среди священнослужителей при Морском Ведомстве еще больше – как ни крути, а крейсер назван именем языческой богини…
Прожекторы выхватили из ночной черноты силуэт «Аотаки», и по нему от всей славянской души, со всей яростью, со всей ненавистью отработали трех – и шестидюймовки атакованного борта. Миноносец разорвало в клочья, но одна из выпущенных мин (а может, это была мина с необнаруженного «Чидори») сумела дотянуться до борта «Паллады». И при этом сработала.
Рвануло в носу. Почти под клюзами.
– Все-таки кого-то подорвали, Степан Осипович. – Молас озвучил совершенно очевидный факт – и вспышку, и звук взрыва с конца колонны увидели и расслышали все, кто находился на мостике «Петропавловска». На мостик из боевой рубки вышли уже давно, как только прекратился бой с японскими броненосцами.
– Спасибо, Михаил Павлович, – усмехнулся в бороду командующий, – это я уже понял. Кого подорвали? Каковы повреждения? Штурман! Сколько до Дальнего? Сколько до Артура?
– До траверза Дальнего около пяти миль, ваше превосходительство, – поспешил отозваться подполковник Коробицын.
– Ваше превосходительство, разрешите? – подскочил флаг-офицер лейтенант Шереметьев.
– Слушаю.