Фокус

Пятидесятилетняя М. как-то быстро усвоила в этом разговоре роль младшенькой, румяной девочки-инженю, которая всегда ей легко давалась, словно она не была уверена в собственном возрасте и росте, и едва заметила, что собеседник уже перешел с ней на «ты». Так откуда ты, спросил он еще раз, словно в первый раз ответ не удался, но ей милосердно предоставили вторую попытку. М., внезапно решившая, что будет говорить и делать только то, что захочется, сообщила ему чистую правду: я из столицы, объяснила она, только что приехала. Хорошо, кивнул усатый, а родилась-то ты где? Происходящее стало напоминать известную игру, где на лоб тебе наклеивают бумажку с именем литературного героя или исторического злодея и надо умелыми вопросами выведать, кто ты такой. Бог знает куда бы их завела эта забава, но тут пронзительно, призывно зазвонил ее телефон. Старик пожал плечами и неохотно перебрался на свое место в углу. Да, да, кричала в трубку М., я здесь и не очень понимаю, что делать дальше.

Фестивальные люди из соседней страны не забыли о ней, ее все еще ждали, и мероприятие, назначенное на вечер, оставалось неотменимым. Предложение было такое: надо сесть на ближайшую электричку, нескорый местный поезд, делающий остановки на каждой маленькой станции, и тихим ходом добраться до приграничного города Ф., где писательницу будет ждать машина. Вы ведь сможете взять билет, беспокоились на том конце провода, лишний раз подтверждая ее новый статус – то ли младенца, то ли лунатика, не вполне умеющего о себе позаботиться и нуждающегося в особом, кропотливом внимании. М. заверила, что она на это способна. Электричка уходила через сорок минут.

Теперь, когда все разрешилось и покосившиеся планы были восстановлены в правах, она с сожалением вспомнила о возможностях, помаячивших в воздухе и рассосавшихся. Сюжет с украденным чемоданом и полицейским протоколом был бы все-таки избыточным, хотя отчаяние и суматоха, которые он обещал, почему-то казались ей привлекательными. Мысль же о том, что она могла найти в этом городе, случайно возникшем вокруг, отель подешевле и немедленно лечь на застеленную кровать, не снимая даже обуви, как тот попутчик в вагоне, вызывала смутную тоску. Там были бы четыре стены, анонимный куб воздуха промеж ними, узкое зеркало, кофеварка, если повезет, и помимо паспорта, который пришлось бы предъявить при регистрации, никто ничего от М. бы не желал и ничем не интересовался. Можно было бы, подумала она со смешком, и в музей сходить.

6

В музей, в музей, бормотала она, пока с преувеличенной бодростью возвращалась откуда пришла: наземный переход, пивная, вокзальная площадь с припаркованными машинами, голубь у мусорного бака, толпа на перроне и поезд, прозрачный и двухэтажный, точно такой, какой стоял на этом пути несколько часов назад, или даже тот самый. Там уже было полно народу, яблоку негде упасть, как говорили в таких случаях на ее родном языке, гибком, выворотном, почти всемогущем, но вызывавшем у нее теперь недоверие: кто знает, что говорили на нем в эту секунду ее соотечественники, отправившиеся воевать в соседнюю страну, и кого и как в эту самую секунду убивали. Она все еще была убеждена, что дело было именно в звере, а люди просто слишком долго пробыли в воздухе, отравленном его дыханием, и постепенно ему уподобились или, проще говоря, озверели. С языком, который был гораздо старше зверя, все было сложней – но и он вдруг покрылся подозрительной слизью, бугрился гноящимися наростами, в нем появились слова располога, мочканули и мирняк, он как будто одичал и не узнавал своих домашних. М. и самой не хотелось бы сейчас к нему прикасаться, она выжидала.

На втором этаже было попросторней, нашлось место у окошка. Поезд покатил, подростки в скаутской форме и тяжелых ботинках расположились в предбаннике, прямо на ступеньках, и уже играли в неизвестную ей игру, раскладывая в сложном порядке раскрашенные глянцевитые карточки. Пассажирам, которые всё еще шли по вагонам, приходилось через весь этот пасьянс переступать, но это их, казалось, не смущало, и некоторые даже обменивались с детьми короткими репликами, видимо, их подбадривая. М. вытянула ноги и попробовала заснуть, но сон не шел, она продолжала сознавать и соображать, только делала это в полутемном тоннеле, который уже хорошо знала, и старалась в нем не задерживаться: то, что происходило в такие моменты у нее в голове, походило бы на полет, если бы не было падением, будто под ногами внезапно не оказалось земли и было неясно, появится ли она и когда. М. открыла глаза и на всякий случай покрепче уперлась подошвами в вагонный пол.