Фокус с зеркалами. Зернышки в кармане. В неизвестном направлении. Хикори, Дикори, Док...

— Да, вам не позавидуешь. А еще этот ваш кабинет, — зябко поежилась Олив Беттертон. — Вокруг коридоры, лабиринты, как в кошмарном сне, когда не знаешь, выберешься ли наружу…

— И не говорите, — любезно поддакнул Джессоп. — Тут недолго и клаустрофобии[129] развиться.

Олив Беттертон откинула волосы со лба.

— Я так больше не могу, — сказала она. — Я устала сидеть и ждать. Нужно куда-нибудь уехать, лучше всего за границу, где мне не будут докучать репортеры и просто зеваки. Шагу не могу ступить, чтобы кто-нибудь не спросил меня, что нового слышно о муже… Долго я так не выдержу, — продолжала она, помолчав. — Я стараюсь бодриться, но силы у меня на исходе. Мой врач тоже считает, что мне нужно уехать хотя бы на месяц. Я вам покажу его письмо.

Порывшись в сумочке, она достала конверт и положила его на стол перед Джессопом.

— Взгляните сами.

— Ясно, — протянул Джессоп, пробежав глазами письмо.

— Так я могу уехать? — нервно поглядывая на него, спросила посетительница.

— Разумеется, миссис Беттертон, — удивленно поднял брови Джессоп. — Почему бы и нет?

— Я боялась, что вы будете против.

— Почему? Это никого, кроме вас, не касается. Вы ведь оставите адрес, чтобы я мог с вами связаться, если выяснится что-то новенькое?

— Да, конечно.

— И куда вы думаете отправиться?

— Куда-нибудь, где много солнца и мало англичан. В Испанию или в Марокко.

— Замечательно. Уверен, вам это пойдет на пользу.

— Спасибо. Большое спасибо.

Она поднялась из-за стола, — радостная, почти ликующая, но все еще настороженная.

Он тоже встал, обменялся с ней рукопожатием и звонком вызвал курьера ее проводить. Вернувшись на свое место, он несколько минут пребывал в раздумье, потом слегка улыбнулся и снял трубку.

— Пригласите майора Глыдра, — сказал он.

Глава 2

— Майор… Глыдр? — с запинкой произнес Джессоп.

— Да, имечко не из легких, — добродушно согласился посетитель. — Во время войны ваши соотечественники звали меня Глайдером, то бишь Планёром. А в Штатах я собираюсь сменить фамилию на Глин, чтобы не мучить окружающих.

— Так вы сейчас из Штатов?

— Да, приехал неделю назад. А вы… если не ошибаюсь… мистер Джессоп?

— Он самый.

— Вот оно что, — с интересом поглядел на него посетитель. — Много о вас слышал.

— От кого, если не секрет?

— Не будем спешить, — улыбнулся Глыдр. — Я бы хотел попросить разрешения задать вам несколько вопросов и для этого запасся письмом из американского посольства.

Джессоп взял протянутое ему с поклоном письмо, вгляделся в лаконично-вежливую рекомендацию и оценивающе посмотрел на своего визави[130]. Высокий, лет тридцати, с военной выправкой, светлые волосы подстрижены не по-английски коротко, речь хотя и правильная, но чересчур медленная и размеренная, с явно иностранными интонациями. В поведении — ни намека на нервозность или скованность, что само по себе было достойно внимания. Мало кто сохранял спокойствие в кабинете Джессопа: большинство волновалось и либо лезло на рожон, либо начинало вилять.

Этот человек с непроницаемым лицом прекрасно владел собой, знал, что и как ему делать, и вытянуть из него что-нибудь сверх того, что он сам посчитает нужным сказать, будет нелегко.

— Так чем мы можем быть вам полезны? — любезно произнес Джессоп.

— Я хотел узнать, выяснилось ли что-нибудь насчет нашумевшего исчезновения Томаса Беттертона. Тому, что пишут в газетах, верить нельзя, вот я и поинтересовался, где можно раздобыть надежную информацию. Мне порекомендовали вас.

— Боюсь, ничего определенного я вам сообщить не могу.

— Мне приходила в голову мысль, что его послали с каким-нибудь секретным заданием за границу. Знаете, как это делается… свой среди чужих…

— Дорогой мой, — оскорбился Джессоп, — Беттертон был ученым, а не тайным агентом.

— Я пошутил. Но внешность бывает обманчива. Вам, наверное, интересно, почему я вдруг полез в это дело? Видите ли, мы с Беттертоном состоим в свойстве через его жену.

— Знаю. Вы, если не ошибаюсь, племянник покойного профессора Маннгейма.

— Скажите пожалуйста! Здорово у вас поставлена служба информации!

— Слухами земля полнится. Мне рассказала об этом жена Беттертона. Вы ей писали.

— Да, я выразил соболезнования и осведомился, нет ли каких-нибудь новостей.

— Очень мило с вашей стороны.