Фонарики желаний

– Хорошая поездка, Ба, хорошая, – говорю я. По какой-то причине, когда отец рядом, его гены берут во мне верх и я начинаю говорить как он: предложениями из коротких, не особо наделённых смыслом слов, лишь бы поскорее отделаться от разговора. – Есть новости от Ма?

– С Ма всё хорошо, – отвечает он. Я знаю, что он скучает по маме не меньше меня, но никогда об этом не говорит.

Я беру один из ящичков с костями для маджонга, быстро его переворачиваю и с грохотом ставлю на стол, чтобы кости не рассыпались, а остались лежать на столе рубашкой вверх, готовые к перемешиванию. Всегда приятно, когда это получается. Я проделываю то же самое со всеми четырьмя ящичками и только потом, когда шум исчезает, начинаю операцию «Джереми Лин».

– Као-шушу сегодня придёт? – спрашиваю я, опять-таки как можно небрежнее. Именно папа Эрика познакомил отца с дядюшкой Тао, производителем легендарных жилетов с рыбами, и с тех пор каждую неделю приходит к нам в гости поиграть в маджонг.

Отец с ворчанием кивает.

Итак, первая галочка есть.

– Знаешь, – говорю я, с ещё бо́льшим трудом скрывая волнение в голосе, – это так круто, что Эрик может стать новым Джереми Лином.

Папа поднимает голову. Он редко бывает эмоциональным, но он большой фанат Джереми Лина. В период «Линсэнити»[18] мои родители не пропускали ни одной игры, показывали на телевизор и говорили: «Он тайванец, как мы!»

Приняв это за добрый знак, я продолжаю:

– А ты знаешь, что Джереми Лин учился в Гарварде на экономическом факультете? Он следовал за мечтой, но при этом получил хорошее образование. И у него всё получилось!

Папа понимающе кивает.

– Конечно, всё так и было. Он же лучший.

Его взгляд остаётся задумчивым, и я скрещиваю пальцы, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы он – ха – заглотил наживку. Если я буду продолжать настаивать, он может что-то заподозрить.

Я расставляю на столе принадлежности для маджонга[19], потом ухожу на кухню, чтобы разложить по тарелкам закуски. Сердце просто адски колотится. Наверное, именно так себя чувствует Джеймс Бонд.

* * *

В вечер маджонга, когда над дверью звенит колокольчик, всё течёт иначе, чем в рабочие часы. Вместо исполненного надежд покупателя, который ищет, чем бы себя порадовать, заходит кто-то из подчёркнуто мужественных, ворчливых друзей отца, и моя любимая пекарня становится местом для азартных игр.

Вечера маджонга для отца – напоминание о его прежней жизни букмекера. Иногда я задумываюсь, не принимает ли он до сих пор втихаря ставки и действительно ли играет в маджонг со ставками «всего в пару мелких монеток», как всегда уверяет.

Хотите – верьте, хотите – нет, но он и в самом деле взялся за ум после того, как родились Цзяо и я. По настоянию мамы он закрыл ломбард и открыл вместо него пекарню; мама дала ей имя и украсила, когда была беременна Цзяо уже на таком сроке, что ей запретили летать. Не знаю уж, сколько денег приносил ломбард, но я благодарен маме за то, что сейчас готовлю выпечку, а не рассчитываю, сколько может стоить какая-нибудь очередная бабушкина реликвия.

Я прячусь на кухне и благодарю свою счастливую звезду за предвидение, когда слышу, что пришёл Цзяо. Он стал играть, как только ему исполнилось восемнадцать. Если и мне предложат такую честь – в чём я сильно сомневаюсь, потому что папа Эрика и четвёртый партнёр, Толстяк Лу из «Мира специй Лу», будут играть, наверное, до самой смерти, – я и бровью не поведу.

С кухни доносится голос Цзяо:

– Эй, Ба. – В отличие от меня, он всегда говорит как папа. – Жилеты с рыбами продаются?

– Ещё бы.

С Цзяо отец общается чуть живее, потому что они, по сути, один и тот же человек.

Обычно примерно в этот момент я ухожу, но мне нужно довести операцию «Джереми Лин» до конца. Если папа его не упомянет, у меня наготове будет поднос с лунными пряниками, которые я вынесу к столу и как бы к слову свяжу с ним. Ну а пока я готовлю выпечку про запас на следующий день.

Потом приходят Као-шушу и Толстяк Лу, и начинается игра. Я ловлю ритм и начинаю смешивать и месить тесто под мерный стук костей для маджонга. За весь первый кон никто не говорит ни слова. Неужели я переоценил свои силы, решив, что всё будет просто, как кусок пряника? Я должен был учесть, что папа с радостью помолчит даже в присутствии лучших друзей.

Я уже собираюсь помыть руки и снять пластиковую плёнку с лунных пряников, когда папа говорит своим хриплым голосом:

– Ну что ж, лао-Као, ты должен гордиться Эриком.

– Что, баскетбольная стипендия на горизонте? – спрашивает Толстяк Лу.

Као-шушу вздыхает.

– Ему следует меньше играть, это же просто пустая трата времени! Ему бы учиться чему-нибудь доходному вроде компьютерных наук. Или медицине, но на неё у него оценки не тянут. Он слишком много времени проводит на площадке.

– Айя, что ты такое говоришь? – возмущается папа. Так держать, старик! – Эрик может стать новым Джереми Лином! Джереми Лин учился в Гарварде на экономическом факультете, играя за университетскую команду, а потом попал в НБА! А теперь он представляет всех нас в телевизоре! Это мечта каждого родителя! Эх, мне бы так повезло с ребёнком!