Фонарики желаний

Я сажусь в постели и показываю, что она может зайти. Она уже успела накраситься.

Садясь на уголок одеяла, она говорит:

– Я скучала по тебе, как и всегда.

– Рад, что ты дома, – искренне отвечаю я. Я бы обнял её, но только если бы мы сидели удобнее, а пока лишь протягиваю к ней руку.

Она накидывается на меня и заключает в такие медвежьи объятия, что я даже дышать не могу. Мама такая же ласковая, насколько отец угрюмый. Иногда я даже думаю: может, она обязана быть полной его противоположностью, чтобы брак оставался крепким, иначе они двое просто будут сидеть по углам и нечленораздельно ворчать друг на друга? Мама окружает папу такой любовью, что ему не остаётся иного выбора, кроме как вяло отвечать, ведь даже его сердце не булыжник. Он обращается с ней даже мило – ну, настолько мило, насколько вообще может человек вроде него. Он покупает ей воздушные шарики и шоколадки и часто шутит, что она для него слишком хороша. Что в какой-то степени правда.

Она выпускает меня из объятий и гладит по голове.

– Что не так, мой милый Кай?

Я пытаюсь отмахнуться от вопроса.

– О чём ты?

– Ты не в пекарне.

Я тяжело вздыхаю, а потом рассказываю всё по порядку. Что они всё испортили в «Лунных пряниках» – я надеюсь, что как человек, который их спроектировал, она будет разъярена, но, в отличие от меня, сможет с этим что-то сделать, – и что папа решил оставить пекарню Цзяо.

– Ты об этом знала? – спрашиваю я и понимаю, что вообще не представляю, какое место она занимает во всей этой истории.

Она отвечает не сразу, и я готовлюсь к худшему, потому что у меня такое чувство, что ответ мне не понравится.

– Кай, чего ты хочешь от жизни? – спрашивает она.

Я ожидал вовсе не этого.

– Я хочу стать владельцем пекарни, – тут же отвечаю я.

Она склоняет голову и испытующе смотрит на меня.

– Ты уверен?

Уверен ли я? Конечно, уверен.

– Зачем же ещё я столько лет посвящал все силы пекарскому делу?

Мама с любовью улыбается.

– Потому что ты – это ты. Ты пылкий и талантливый и можешь сделать всё, что захочешь. Ты знаешь, что значит твоё имя?

Я киваю.

Но она всё равно объясняет снова.

– Я выбрала его, потому что «Кай» означает «Открытый». Сначала я хотела, чтобы оно значило, что твоя дорога вперёд будет открытой и гладкой, без выбоин и щелей. Когда ты был маленьким, мне нравилось, как оно соответствует твоей открытости в общении. А сейчас оно означает, что для тебя, мой мальчик с большим сердцем, открыт целый мир. Твоё предназначение – нечто большее, чем застрять в этой маленькой пекарне.

– Ты хочешь, чтобы я ушёл?

Она качает головой.

– Я хочу, чтобы ты увидел мир и только потом решил, что делать дальше.

– А почему ты не хочешь такого же для Цзяо?

Она опять раздумывает над ответом, тщательно подбирая слова.

– Он тоже может исследовать мир, если захочет, но мне кажется, он не станет. Вы двое разные, и ты не нуждаешься в том, чтобы тебе всё приносили на блюдечке.

То есть я не получу того, чего хочу, потому что я компетентнее и трудолюбивее?

Она кладёт ладонь мне на руку.

– Мне жаль, что тебя это ранило. Если ты правда хочешь, чтобы пекарня стала твоим будущим, – это возможно. Но ты не обязан решать прямо сейчас.

– За меня уже всё решили, – возражаю я.

Она приподнимает бровь.

– Кто сказал?

* * *

Вы когда-нибудь чувствовали себя настолько неловко, что были готовы буквально на всё, даже наложить в штаны, лишь бы был повод сбежать?

Вот он, один из таких моментов.

Мама трясёт папу за предплечье.

– Давай.

Отец шевелит губами, тянет время.

– Милый, – говорит она с лёгкой угрозой в голосе.

Он наконец открывает рот.

– У Цзяо… есть деловая хватка.

Зачем мама со мной так поступила? Я и не предполагал, что у неё на уме именно это. Я думал, она будет говорить с папой не в моём присутствии.

– У тебя… другие сильные стороны, – заканчивает он. – В их числе, естественно, и выпечка. И… я, в общем, за последнее время понял, насколько ты там нужен. Я должен был понять это раньше. Я готов к обсуждениям – как вы с Цзяо сможете работать вместе.

Блин. Чего я ждал? Что он вдруг скажет: «Ах, Кай, я был так не прав! На самом деле ты лучший, и именно ты получишь в наследство пекарню»? Предложение о совместном владении было лучшим, на что я мог надеяться. Но нет уж, спасибо.

Может быть, мама в самом деле права. Я никогда не задумывался о другом будущем, кроме работы в «Лунных пряниках», а мне всего семнадцать – зачем мне так рано себя ограничивать?

– Всё нормально, – говорю я папе.

Мама начинает возражать, но я её перебиваю:

– Всё нормально. Правда.

А потом, обращаясь уже к ней, говорю:

– Может быть, ты была права.

Она улыбается. Отец неразборчиво ворчит.

Я повторяю мамины слова:

– Мы не обязаны решать прямо сейчас.

И, сказав это, я чувствую себя свободнее.

А потом неловкость возвращается. Всё, теперь-то мы закончили? Можно мне встать и уйти?

Мама прокашливается.

– Ещё кое-что…

А теперь уже у отца такой вид, будто он хочет обделаться, лишь бы поскорее сбежать отсюда. Я не знаю, что будет дальше, и не представляю, что чувствовать.

Без какой-либо неловкости мама говорит:

– Нам надо поговорить о милой малышке Лия́.