Читаем Фонетическая программа слова как инструмент типологической классификации славянских диалектов полностью

Словенские говоры — d, t > g, k перед n, l — gʹna r, kʹnạła, kʹlije [FO 1981: №18], ʹve gne, gʹna ko, gnes, gʹla n, ʹmekla, а также kʹmica [Ibid.: №149]; хорватские и сербские — d, t > g, k перед l, m — ʹmakla, gʹlạn, gʹlakạ, kmĩ ca [Ibid.: №29], glàko, gléto, pèklja, zaperkljȃ ga [Peco 1980: 31], māklò, glī͜ētvè, nàkle [Ibid.: 182], македонские — knoko, knočko, kłanik [FO 1981: №90]; болгарские — д > г перед нʼ — за́гнʼа, сре́гнʼа, ѕа́гнʼо, пре́гнʼо [БДА: 3. К. 63, 64]. В словацких такая же мена согласных возможна и перед вибрантом — kĺ̥cť, skl̥p, kl̥mačiť, gl̥hí, gl̥háň, gl̥žen, gl̥h [ASJ: K. XXV, 132], ožlknúť, sveklo, istokne, gněs, gnu, nozgra, grot [Stanislav 1958: 545]. Это встречается в виде единичных явлений в нижнелужицких говорах — glymoko, glejko, glʼa, гуцульских — клу́мок, мʼікла́, свʼі́кло, клʼі́йе, но дл > лл, т. е. сʼілло́, пілло́һа (Путильский р‑н).

Специфическое содержание этого типа артикуляционных изменений состоит в том, что для его реализации следует преодолеть такую антропофоническую особенность, как артикуляционная слитность сочетаний зубных взрывных с назальным и латеральным согласным [Брок 1910: 144; Панов 1967: 102]. Изменение таких сочетаний, т. е. их разрыв, должно иметь особую мотивацию. Она состоит в стремлении перестроить консонантную последовательность в фонетическом слове в соответствии с естественным направлением шумопрохождения. Подход к сонанту происходит не путем перемещения языкового сближения спереди назад, т. е. навстречу шумодвижению (так в тл, дл, тн, дн), а из задней зоны в более переднюю (так в кл, кн, гл, гн). Такая трансформация слитной артикуляции осуществляется при определенном импульсе в рамках фонетической программы слова, направленном на достижение удобства произношения. Сущность коррекции направления шумопрохождения средствами синтагматических изменений не покрывается определением «диссимиляция».

Явление этого типа присуще южнославянским диалектам также в виде замены зубного/​передненебного спиранта задненебным перед аффрикатой. Переключение спиранта в аффрикату того же ряда осуществляется навстречу движению воздушной струе, образующей шум. Перемещение подхода к аффрикате из передней части ротовой полости в ее заднюю часть соответствует естественному направлению шумопрохождения. Хорватские и сербские говоры: hrtìhce, puhćãn je, hćãp, zobīhće [Peco 1980: 185], prohci, vojhci, bohča, pahče, lihće, gvohđe [Ibid.: 98]; ʹvuko:h̑ći, pʹrah̑ci, mʹładoh̑ću, gʹroɣʒ́e, gvo.ʹɣʒ́e, beɣʹʒ́eće [FO 1981: №75], lí:h̑ca, klà.h̑ce, pùh̑cim, bá:h̑ča, grò:ɣʒ́e, brè:ɣʒ́e [Ibid.: №78], seléxce, piléxce [Ibid.: №50]. Замена фрикативного согласного взрывным (не фрикативным) задненебным показана в сербском говоре [Ibid.: №81] как šč >  — ʹgukče, gukčé:nce, ʹgukčići, koʹžukče, oʹrakče; возможно, в этом случае имело место h > k [Peco 1980: 32]. Македонские — брехче, глухче, клахче, обрахче, прахчар, мехче, невехче, мехце, ихцеди, рахцепи, глухци с возможным дальнейшим изменением х > ф [Vidoeski 1970: 283]. Болгарский — са̣х цʼар, Та̣на́хца̣, хце́на́, бʼих цʼина́, лʼи́хчʼи, хчупʼишʼ, ва̣хчʼарвʼе́ну, ах чʼе́то̣х (< з#чʼ), свʼгхчʼи́ца̣́, но́хчʼи, чʼу́хчʼицʼи, сʼа́ка̣х чʼи (< ш#чʼ) [Калнынь, Попова 1993: 157]. Изменение šć > свойственно и некоторым верхнелужицким говорам — klěxće, wěxćić, jexć, kaxć, pwaxć, jěxćelca [SS 13: K. 35, 141—142].

4. Рассмотренные правила фонетической синтагматики эксплицируют уровень значимости признака консонантности в фонетическом процессе, составляющем слово. Снижение контраста между согласными, как и замена сочетания одним согласным, понижает уровень признака консонантности в звуковой цепи. При этом согласный, получившийся в результате ассимиляции, сам по себе может быть более консонантным, чем тот, который он заменил. Значение имеет само снижение контраста в сочетании как таковое — поэтому pc, , ck, čk менее консонантны, чем ps, , sk, šk, и именно поэтому они упрощаются в сč.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки