Читаем Фостер полностью

Забастовка сталелитейщиков закончилась поражением. После трех с половиной месяцев борьбы рабочие были вынуждены вернуться к работе, хотя 18 января 1920 года еще бастовало 100 тысяч человек. Предприниматели согласились на многие из экономических требований рабочих, но в основном — признание профсоюзов и права на стачку — они не уступили. Рабочие сражались как львы, показали себя грозной силой, но устали от борьбы, их семьи голодали, надежды на поддержку АФТ не было никакой. Левые силы были раздроблены, многие их вожди томились в тюрьмах или скрывались в подполье. Сталелитейщикам пришлось временно отступить.

Всемирный совет церквей, объединявший в основном американские протестантские культы, в котором в то время преобладали либерально настроенные церковные деятели, в специальном докладе о забастовке писал: «Юнайтед Стейтс стил корпорейшн» была слишком сильна, чтобы ее могли победить 300 тысяч рабочих. У нее было слишком много денег и слишком много союзников в других отраслях производства, она располагала слишком большой поддержкой со стороны правительственных чиновников — местных и федеральных, имела слишком большое влияние на такие социальные институты, как печать и церковь, она господствовала на слишком большой территории — неизменно сохраняя абсолютно централизованный контроль, — чтобы ее могли победить распыленные силы рабочих с их различными настроениями, различными опасениями, неодинаковыми средствами, к тому же действовавших под более или менее импровизированным руководством».

Фостер считал, что главную ответственность за поражение забастовки несут лидеры АФТ. Если бы они оказали хоть небольшую поддержку рабочим, последние выиграли бы борьбу, несмотря на все усилия стального треста помешать этому. Самой важной причиной поражения, писал Фостер, был предательский отказ следовавших за Гомперсом руководителей цеховых профсоюзов от вовлечения в стачечное движение более широких слоев рабочих этой промышленности, вследствие чего многие квалифицированные белые рабочие начали возвращаться на предприятия. Шовинистическая политика гомперсовской клики во многих случаях способствовала возникновению расовых беспорядков, столкновений между белыми и негритянскими рабочими в этот период.

В провале забастовки сыграло свою роль отсутствие у американского пролетариата влиятельной марксистско-ленинской партии, мощь американского капитализма, еще больше окрепшего в результате победоносной войны. И все же, пожалуй, нигде и никогда так выпукло и убедительно не сказалась порочность синдикалистской ориентации с присущими ей голым экономизмом и игнорированием политических факторов, как на примере забастовки сталелитейщиков — этой крупнейшей в истории американского пролетариата битве. Конечно, Фостер исходил из революционных побуждений, его синдикализм был пропитан непримиримым духом классовой борьбы, все помыслы его были направлены на сокрушение твердыни капитализма. Но революционная страсть, владевшая Фостером, еще не делала из его синдикализма алгебру революции.

Заслугой Фостера является то, что он сумел понять это, сделать правильные выводы, извлечь нужные уроки из забастовки сталелитейщиков.

Другие синдикалисты или продолжали упрямо и слепо отстаивать свои ошибки, или отрекались от революции, ополчаясь на коммунизм, переходя прямо на службу к капиталистам, смыкаясь с реформистами и проповедниками классового сотрудничества. По такому пути после первой мировой войны пошли Жуо, Крипе и другие корифеи французского и английского синдикализма, перед которыми некогда преклонялся Фостер. Такую же траекторию совершили и некоторые американские последователи синдикализма — например, соратник Фостера по забастовке сталелитейщиков Джон Фитцпатрик, ставший одним из обычных профсоюзных боссов АФТ.

Фостер пойдет другим путем…

СВЕТ ОКТЯБРЯ



Наконец-то после более чем двадцатилетних духовных блужданий я благодаря Ленину обретал твердую революционную почву под ногами.

Уильям З. Фостер


В первую очередь было необходимо разобраться в причинах поражения, проанализировать события как внутренние, так и внешние, связать их в единое целое, постараться уяснить их значение для рабочего движения и сделать соответствующие выводы.

А события следовали одно за другим с калейдоскопической быстротой, меняя привычное, знакомое лицо мира. В Европе рушились троны, раскалывались империи, возникали новые государственные образования. Но самым грандиозным событием из всех был триумф русских рабочих — победа Великой Октябрьской социалистической революции, знаменитые 10 дней, которые потрясли мир и которые воспел для грядущих поколений в своей знаменитой книге их свидетель, американский журналист Джон Рид.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее