Я взяла с тарелки ролл «Калифорния». Ян сделал заказ за нас обоих и, очевидно, несклонный к риску, выбрал самые банальные блюда.
– Кстати, вчера я звонила Амелии. Мне показалось, она чем-то обеспокоена.
Ян молча разгладил складки на скатерти, и мне пришлось продолжить:
– Но она не сказала, что случилось. Ты, случайно, не знаешь?
У меня были кое-какие подозрения, но мне хотелось услышать версию Яна.
Он вздохнул.
– Вероятно, дело снова в ребенке, о котором она мечтает.
Я почувствовала, как расслабляются мышцы.
– Думаешь?
– Фритц говорит, все действительно непросто.
– Он про их брак?
– Может быть.
– Скорее всего, именно об этом.
– Может, они винят себя или что-то в этом роде… – пробормотал Ян.
– Но наверняка все можно решить!
Официант убрал наши тарелки, а Ян смахнул со скатерти воображаемые крошки.
– Фритц говорит, что усыновление – сложный процесс. И тянется уже пару лет.
– А суррогатное материнство?
– Тоже вариант. – Ян крутил в пальцах палочки для еды. – Один мой знакомый решился на такой шаг.
– Тут может помочь родственница или подруга семьи, – я продолжала настаивать на своем, но тут официант принес счет, и пришлось сменить тему: – Ян, я так рада, что мы провели этот вечер вместе! С тобой так легко общаться, словно мы сто лет знакомы.
Осторожно положив руку ему на локоть, я задержала ее там чуть дольше уместного для дружеского жеста, потом обняла его на прощанье. Это была намеренная двусмысленность.
Глава 5
Фотографии с дня рождения Натали были готовы к Новому году, как раз в тот день, когда Страубы вернулись из отпуска. Обычно я не вставляю фотографии клиентов в рамку, но в этом случае не удержалась. Я хотела, чтобы мои работы сразу стали частью их дома, и решила не полагаться на Амелию и Фритца.
Выбрав пять фотографий, я распечатала их и вставила в рамки, а лучший кадр – смеющуюся Натали с воздушным шариком в форме единорога в руках – поместила в рамку из серебра. Каждую из них я дополнительно обернула в плотную бумагу бронзового цвета, которая, как мне казалось, понравится Амелии.
Второго января на подходе к дому Страубов меня охватило волнение. Скучала ли Амелия по мне так же сильно, как я по ней?
Но как только Амелия открыла двери, меня словно окутал исходящий от нее свет.
– Дельта Дон! – воскликнула она.
В моей голове снова зазвучали колокола и тут же превратились в полноценный оркестр, исполняющий оперу, вероятно, «Аиду» Верди, поскольку это была единственная известная мне опера.
Я вручила Амелии завернутые в бумагу фотографии. Не покажется ли серебряная рамка экстравагантным подарком, не оправданным нашей дружбой? А еще я боялась, что реакция будет не такой яркой, как мне хотелось бы. Хотелось, чтобы она поняла мое творчество так же, как я понимала ее работы.
Амелия развернула фото Натали. Слезы наполнили ее глаза.
– Милая Дельта. Нет слов. – Она обняла меня.
Моя душа ликовала. Впервые мне пришла на ум эта фраза, и она была как нельзя более подходящей.
Три фотографии Амелия поставила на столик в библиотеке и две – в гостиной. Придумать более заметного места для них я не могла.
После новогодних праздников я сидела с Натали почти каждую пятницу, а иногда и еще пару раз в неделю. В итоге в среднем я проводила два вечера у Страубов, один вечер с Яном, и оказалось, что график у меня очень плотный.
Я забирала вещи Страубов из химчистки и помогала по всяким мелким делам – это все давало мне повод бывать у них как можно чаще. И я знала, что Амелия ценит мою помощь.
«Дельта, ты настоящее чудо», – говорила она, переплетая пальцы в молитвенном жесте.
Однажды вечером я заметила, что в окнах квартиры в цокольном этаже горит свет. Будто невзначай я упомянула об этом, когда Фритц открыл мне двери.
– Хочешь, я схожу и выключу?
– Это всего лишь малышка Гвен, которая снимает у нас жилье. – Фритц улыбнулся. – От нее ни звука не слышно. Лучший квартиросъемщик – никогда не навязывается.
С Фритцем мы общались не очень много, но, уверена, я ему нравилась. Часто я ловила на себе его взгляд. Мне и самой хотелось быть с ним как можно ближе, возможно, потому что он был центральной фигурой в мире Амелии.
По пятницам я старалась приехать пораньше: пока Фритц не привез Натали из школы, мы с Амелией могли провести время вдвоем. Иногда входная дверь оставалась открытой, так что я неслышно входила в дом и, стоя на пороге кабинет, наблюдала, как Амелия сосредоточенно хмурится, погрузившись в работу. Ее красоту и потрясающий ум невозможно было воспринимать порознь.
Однажды я увидела открытый на экране проект городского дома.
– Амелия, это великолепно! – Я говорила абсолютно искренне.
– О, Дельта, ты так думаешь? – Она тут же стала похожа на ребенка – полного надежд и жаждущего похвалы.
– Да, просто потрясающе.
Амелия и не могла создать что-то банальное. Ее дизайн всегда был функциональным, но при этом очень креативным.
Моя поддержка ее, очевидно, воодушевила, даже сидеть она стала прямее, вздернув подбородок.