Амелия наклонилась к журнальному столику и подвинула к Лючии клубнику и виноград. Девушка поставила блюдо к себе на колени, хотя это был сервировочный поднос, а не тарелка лично для нее.
– Я с ним не общаюсь. – Она слегка покраснела.
Фритц поправил очки на носу.
– Но у вас же были отношения?
– Это зависит от того, что вы называете отношениями. – Лючия попыталась рассмеяться.
– Вы жили вместе? – Фритц сделал глоток прямо из горлышка бутылки.
– Некоторое время.
– А если он вернется?
Лючия опустила глаза и только тогда заметила, что все еще держит блюдо с фруктами. Положив в рот одну виноградинку, она вернула поднос на журнальный столик.
– Не вернется.
– Но если вдруг ты бы передумала отдавать ребенка?
Девушка закусила губу и покачала головой.
Можно с уверенностью сказать, что врать Лючия не привыкла. И этот разговор давался ей нелегко. Хорошие лжецы подчиняют мозг и тело выдуманной истории и безупречно ведут игру от начала до конца. Малейшее колебание может все разрушить.
Фритц прищурился. Он не верил Лючии. Конечно, его предположение вряд ли станет реальностью. Но для него, как и для меня, было очевидно, что она передумает, если ее парень вернется.
– Это замечательно, что ты так близка с матерью. – Амелия заправила волосы за уши. – Просто потрясающе. – Она отчаянно пыталась спасти ситуацию. – А я ведь не упомянула, что у вас с Натали есть кое-что общее. Вы обе любите рисовать!
– О! Это здорово! Что ты любишь рисовать? – В разговоре с Натали Лючия сразу стала более расслабленной.
Она положила руку на низ живота. Интересно, ребенок пинается?
– В основном единорогов, – Натали ответила едва слышным шепотом.
– Я люблю единорогов, – призналась Лючия с очевидной искренностью.
Натали улыбнулась краешком губ.
– У вас столько общего! – воскликнула Амелия. Она пыталась наполнить комнату весельем, чтобы сгладить не особо дружелюбный тон дочери.
Натали посмотрела Лючии в глаза.
– Каковы твои религиозные убеждения?
У меня по телу пробежали мурашки. Эта тема – лучший шанс для меня.
Амелии потянулась в сторону Натали, подняв руку, – будто хотела остановить слова, вылетевшие из ее рта.
Лючия положила обе руки на живот.
– Я католичка.
– А мы – евреи. – Натали говорила четко, словно актер в театре.
– Понятно.
– Ты ходишь в церковь? – Натали не останавливалась с расспросами.
– Иногда. – Лючия почесала руку, а затем плечо, как будто ее укусил комар.
– Мы в синагогу не ходим. Папа утратил веру, – Натали говорила непринужденно, словно о погоде. – А мама – агностик.
Заметив, что лицо Амелии заливает краска, я почувствовала себя виноватой, но это быстро прошло. В основном я чувствовала облегчение, а еще гордость за роль, которую сыграла, помогая Натали обрести голос. Разве она не говорила правду?
– Хорошо. – Лючия положила ногу на ногу. Возможно, из скромности, но для беременной женщины это были значительные усилия.
Фритц, казалось, был доволен, как идет диалог. Интересно, он думал обо мне? О нашем разговоре?
– Что-то становится жарко.
Амелия нарочито обмахнула лицо руками и подошла к термостату, чтобы выключить отопление. На самом деле жарко не было. Вернувшись на диван, она вновь предложила Лючии фрукты. Но та отказалась, как и от овощей, и от тыквенного хлеба. Натали опустилась на колени рядом с журнальным столиком и взяла острый нож.
– Тыквенный хлеб испекла тетя Марджори, – сказала девочка, указывая ножом. – Тетя Марджори – домохозяйка, поэтому у нее есть время на такие вещи. А мама очень много работает. Она использует свой мозг по-разному, но не для тыквенного хлеба.
Я чувствовала тревогу Амелии, но сомневалась, что Лючия что-то заметила.
– Лючия, ты любишь готовить? – спросила Амелия.
– Ну…
– Я люблю готовить. Это дается нелегко, но я стараюсь. Наиболее важное для меня – сама идея дома. Поэтому я и решила изучать архитектуру. Меня привлекала идея, что дизайн дома может сплотить семью. Мы с Фритцем работаем как раз над дизайном жилых домов. – Она повернулась к мужу и взяла его за руку. Он позволил ей это сделать. – Мы работаем с семьями, чтобы создавать для них единое пространство. Мне кажется, приготовление еды – еще один способ сплотить семью. Все это часть единого: как вы используете дом, как вы живете в доме, как вы собираете семью в доме.
Это была отличная речь. Находчивость Амелии впечатляла.
Лючия поерзала на диване. Так и хотелось сказать: «Сдавайся, подруга».
– У вас много близких родственников? – Лючия обратилась к Амелии и Фритцу.
– Мы видимся с моей сестрой Марджори почти каждые выходные, – ответила Амелия. – Мои родители вышли на пенсию и переехали во Флориду, но несколько раз в год приезжают в гости. И родители Фритца тоже.
Я вглядывалась в лица Фритца и Натали, пытаясь понять, насколько это утверждение было правдой. Но ответа не нашла. Имя Марджори я раньше не слышала, и вроде бы никто из родственников Страубов не навещал. Амелия была хорошей лгуньей.
– А кто присматривает за Натали, когда вы оба на работе? – спросила Лючия.