Фотограф

Амелия наполнила свой бокал и налила мне стакан фильтрованной воды.

– Ты же не возражаешь, если я выпью? – заботливо спросила она.

– Конечно, нет.

На самом деле, я возражала. За последние несколько месяцев я заметила, что Амелия пьет все больше, моя беременность ее не останавливала. Но ее тело не было священным сосудом. Мое было.

Я пригляделась к аметистовому ожерелью на ее шее. Спаянные звенья были признаком того, что это золото в двадцать четыре карата. Я вдохнула аромат лимона и бергамота, исходящий от Амелии. Слишком сильный запах для моего обостренного обоняния.

– Знаешь, – начала Амелия, – Ян, он нам тоже как член семьи.

Тема Яна всплывала уже не первый раз за последнюю неделю. Амелия явно не хотела, чтобы он уходил из фирмы, но поддержка его амбиций была правильной с точки зрения ее мировоззрения.

– Я предлагала ему поговорить с тобой, но он говорит, что не может… покинуть вас.

– Покинуть? – Амелия тихо рассмеялась и выставила на стол тарелку с зеленым виноградом, сыром и крекерами.

– Ну, знаешь… Основав собственную фирму.

Глаза Амелии расширились, хотя они и пыталась сохранять невозмутимость.

– Ох! – Она сделала большой глоток вина.

– Я сказала, что ты его поддержишь при любом решении.

Амелия колебалась долю секунды.

– Конечно.

– И вы поможете с любым вопросом. Будь то клиенты, рекомендации или что-то еще, – продолжила я. – Потому что знаю, как сильно ты о нем заботишься.

– Все что угодно… Конечно… – Губы Амелии растянулись в улыбке, но в ее глазах было что-то похожее на негодование.

Я была на двенадцатой неделе беременности с подтвержденным сердцебиением плода. Если доктор Краснов и определил, что я никогда не была беременной, то он до сих пор не выдал меня. Я чувствовала, что мы с ним достигли своего рода перемирия. Он объяснил, что критический рубеж пройден, и вероятность выкидыша значительно снизилась. Услышав его слова, мое тело охватило ощущение простора и легкости, наполнившее каждую мою клеточку.

По моей просьбе Амелия осталась в приемной. Я испытывала какое-то запретное удовольствие в те моменты, когда она оказывалась посторонним человеком, вынужденным ждать меня. Я узнавала важную информацию раньше, чем она.

Наконец ее пригласили в кабинет и предложили сесть рядом со мной.

– Пока все хорошо, миссис Страуб.

Выражение ее лица было как у альпиниста, покорившего вершину.

Моя сила росла с каждым днем. Я несла в себе жизнь. У меня была бесспорная цель. Моя ценность в других сферах – моя профессиональная ценность, моя ценность для любовников и друзей – никогда не была такой весомой. Амелия нуждалась во мне, и это был вопрос жизни и смерти. Я чувствовала, как от нее исходят вибрации тоски и желания.

Доктор пожал ей руку.

– Теперь мисс Дон может продолжить наблюдение у своего гинеколога.

Амелия путалась в словах.

– Благодарю… Спасибо вам большое.

Пока мы ждали лифт, она обняла меня.

– Ты просто чудо.

Я заметила, насколько потрескались ее губы, и сперва хотела предложить ей бальзам, но передумала. Я вспомнила роскошную баночку с блеском для губ на ее столе в кабинете. Сомневалась, что она захочет использовать мой блеск для губ. Ей не нужны мои микробы. На миг меня охватило болезненное чувство, но оно так же быстро утихло.

Мы вернулись в дом Страубов, и Амелия настояла, чтобы я осталась на обед. Иногда я была готова признаться самой себе, откуда ее любовь ко мне: конечно, из-за ребенка. Это была ненастоящая любовь. Или настоящая? Я понимала, почему некоторые женщины решаются на детей, когда хотят удержать мужа, удержать то, что у них есть. Это высшее проявление власти.

Я устроилась на диване в гостиной, и через несколько минут Амелия принесла мне бутерброд с индейкой и стакан ледяной воды.

– Думаю, – начала разговор Амелия, – мои мечты наконец сбываются. Я хочу того же и для Яна.

– Согласна.

– Так что мы с Фритцем дозвонились до него, – она устроилась рядом со мной, – и сказали, что он должен открыть собственную фирму. – Амелия улыбнулась, хотя, казалось, приложив для этого немалые усилия. – И что мы его поддержим.

– Ого!

– И, конечно, упомянули, что ты была его самым решительным сторонником!

Я откусила кусочек бутерброда.

– Мне кажется… Он был потрясен или взволнован, – заметила Амелия. – А еще он переживает из-за здоровья матери.

– Уверена, он вам благодарен. – Я посасывала кусочек льда, чтобы подавить тошноту.

– Что ж… Мы будем по нему скучать, – говорила она так, словно о человеке из далекого прошлого.

Мне стало жарко, и я сняла кофту, оставшись в одной майке. Пока никто не смог бы сказать, что я беременна: живот оставался практически плоским. Амелия внимательно изучала мое тело. Я могла с уверенностью сказать, что она была в некотором роде влюблена в него.