Франкенштейн в Багдаде

Хади, после того как Безымян перестал навещать его, вернулся к привычной жизни и вновь стал таким, каким его знали раньше, если не пародией на себя прежнего, будто задумав отыграться за длинные месяцы забытья и прозябания. Заметил это и его друг Азиз аль-Мысри, который по-прежнему хохотал над шутками «клоуна» Хади, однако недоумевал, почему в них тот теперь обязательно вставлял имена политиков и деятелей из телевизора. Только от Хади, который безустанно болтал и делился захватывающими историями с невероятными сюжетами, сидя в своем любимом углу у окна, он мог терпеть страшный запах многодневного пота, смешанный с алкоголем, принятым накануне. Скорее всего со временем Азиз аль-Мысри просто принюхался и перестал замечать это амбре, которое казалось ему уже не таким отталкивающим.

Хади откинулся на спинку длинного дивана и приступил к новой истории – о том, как вчера вечером в одном из переулков аль-Джадирийи он случайно столкнулся с самим президентом. Хади утверждал, что черный бронированный «мерседес» проехал прямо рядом с ним, потом остановился, из него вышел водитель в темно-синем костюме и поспешил открыть дверцу с другой стороны. Президент оказался чрезмерно тучным. Он еле вытащил из салона правую ногу, а сам остался сидеть внутри. Хади же, не обращая никакого внимания на все это, шел как ни в чем не бывало со своим мешком, звенящим бутылками со спиртным и газировкой.

– Хади! Хади!

– Да, господин президент!

– Что ж ты делаешь, Хади! Прекрати судачить о нас! Смуту сеешь, люди взбунтоваться могут против власти!

– Что поделаешь, господин президент! Народ за справедливость! Я ничего такого и не рассказываю.

– Поедем! Давай договоримся! Приглашаю на ужин в лучший ресторан! В Зеленой зоне!

– Нет, господин президент, я не голоден… Вот если арака – то можно выпить.

– Да ты что! Я пью исключительно дистиллированную воду. А ты, Хади, нехорошо себя ведешь!

Президент усмехнулся, захлопнул дверь, «мерседес» разогнался с места и исчез из виду.

Кто-то искренне смеялся над этими зарисовками фантазера Хади, а кто-то сидел молча и не понимал, что же рассказчик хотел этим сказать. Но Хади было все равно, как слушатели реагируют, он упивался собственным фразерством, с азартом рассказывая одну историю за другой. Любую ситуацию, свидетелем которой окажется, Хади мог обратить в увлекательный сюжет. И скорее всего эта байка про президента родилась в его голове в тот момент, когда мимо него проехала бронированная машина, вызвавшая у него подозрение.

Время от времени кто-то из посетителей подсаживался со стаканом чая напротив Хади и просил рассказать про Безымяна. Хади не отказывал и охотно вновь принимался за старую историю, которая теперь, однако, была наполнена совершенно другими деталями и разительно отличалась от той, которой он всех развлекал в конце прошлой весны. А однажды слушатель выложил перед ним номер журнала «аль-Хакыка» с фотографией загримированного до неузнаваемости Роберта Де Ниро на обложке и процитировал статью, вторящую рассказу Хади, но с подробностями, о которых тот умалчивал. Имя Хади в статье не упоминалось, однако Азизу аль-Мысри и некоторым завсегдатаям кофейни был знаком ее автор – Махмуд ас-Савади, и они точно знали, что он услышал о Безымяне от Хади. Барышник равнодушно просмотрел статью и не нашел в ней никаких совпадений – все автор сочинил сам, каждое слово от начала и до конца плод его воображения.

Однако у Хади остался неприятный осадок из-за того, что Махмуд использовал его в собственных интересах. Их последняя встреча состоялась, когда Хади вернул ему диктофон. Ас-Савади пообещал опубликовать правдивую историю Безымяна и совсем пропал из квартала. А через два дня Хади последний раз навестил Безымян. Он застал его вечером дома и рассказал, что между его последователями развязалась настоящая война. Американцы опять взяли район, где он прятался, в кольцо, несколько раз они выходили на его след с помощью иракских спецслужб и чуть было не поймали, поэтому он вынужден каждый раз менять убежище, не ночуя дважды в одном и том же месте. Что касается статьи, которую о нем напечатали в журнале, то она вовсе не помогла Безымяну, только выставила его выдумкой сумасшедшего.

Он ищет преданных людей, которые облегчили бы выполнение его миссии, а не тех, кто, как Дураки со своими сторонниками, использовали веру в него в своих целях, или как этот журналист, который сделал из Безымяна в своей жалкой статейке монстра. Хади пообещал передать его слова Махмуду при первом же удобном случае, но для Безымяна это было уже не важно. Положение его стало намного сложнее, чем раньше, и никакого толка от разговора с одним из тщеславных людишек, ежедневно строчащих бред для кучи изданий, где из Безымяна рисуют душегуба и приписывают ему все совершаемые в Ираке убийства, не будет.

– Но все равно предупреди его, чтобы больше обо мне не писал чепуху. Я буду мстить тем, кто порочит мой образ.