И как бы ни был недоступен Абсолют, а человек все равно глубоко задумывается над смыслом бытия, все равно рано или поздно наталкивается на вопрос: для чего существует Вселенная? Может быть, теплой летней ночью он лежит в шезлонге на террасе и устремляет мечтательный взор на звездное небо. Может быть, он выходит под парусом в открытое море, и его дух отправляется в дальние странствия вместе с волнами. Или он прислушивается к завыванию зимних штормовых ветров, стучащих в его окно и разбрасывающих по стеклу ледяные узоры. Каждый человек хотя бы раз задумывается о том,
В своих размышлениях о смысле целого, о «сверхсмысле», Франкл исходил из постулатов практического разума Канта – недоказуемых, но неизбежных суждений о свободе и о Боге.
Мы не должны манипулировать категориями этого мира, если хотим почувствовать запредельное… Смысл мира в целом мы можем в лучшем случае представить себе как некое пограничное понятие… оно отображает необходимость мыслить и одновременно невозможность мыслить – антиномию, которая преодолевается только верой.
Можно сказать, что «заслуга» веры как раз и состоит в примирении невозможности думать с тем, о чем невозможно не думать. Она умиротворяет неугомонное сердце. Она подсказывает ответы на вопросы, не имеющие ответов. Эти ответы в силу своей образности не укладываются в логику мышления, но зато соответствуют ограниченности человеческого понимания.
Вероятно, нам стоит вслед за Кантом чаще вглядываться в ночной небосвод (вместо того чтобы смотреть в интернет). Или скользить взглядом по сверкающим на солнце водам океана. Или получать сильные впечатления от картины разыгравшейся бури. Моменты погружения в себя, когда мы замираем в восхищенном созерцании, делают нас верующими.
Конечно, нам очень хочется приподнять завесу, скрывающую таинственное «потустороннее», лежащее вне времени и пространства… Нам это не дано. Зато нам дано другое: мы можем сказать «ты» умершему человеку. Мы можем продолжать любить его. И мы обращаемся не к трупу и любим не разлагающуюся плоть. Духовным личностям дано общаться друг с другом – за пределами всего земного. Непознаваемое и невероятное – это одно и то же?
Существует выражение «Верить – значит не знать». Но в нем заключена только половина правды. Правильно ли думать, что все существующее возникло благодаря каким-то нелепым случайностям и может вновь исчезнуть вследствие других нелепых случайностей? Говоря открытым текстом: бытие – это одно сплошное недоразумение? Или «в начале было Слово», Логос, тот самый невообразимый и непостижимый «сверхсмысл», который все еще господствует в мире и из века в век сопровождает все сущее? Мы знаем: ученые-естественники не помогут нам внести ясность в этот вопрос. Человеческий интеллект не в состоянии докопаться до истины и определить, какое из этих предположений верно.
Представьте себе две чаши весов, на которых лежат две эти версии: одна огромная бессмыслица и превосходящий человеческое понимание «смысл». С научной точки зрения обе чаши весят одинаково…
Но тут происходит некое событие. Отдельно взятый человек принимает решение (не интеллектуальное, а экзистенциальное) и совершает
Нельзя считать, что вера – это мышление минус реальность того, о чем человек думает; вера – это мышление плюс экзистенция того, кто думает.
Словом, все зависит от личности, человек сам решает, проживет ли он свою жизнь так, словно она, со всеми своими трудностями и радостями, ничего не значащий пустяк, или так, словно она овеяна Логосом. Поэтому на самом деле приведенное выше выражение (с учетом второй половины правды) должно бы звучать так: «Верить – значит не знать и все-таки принимать решения – по убеждению и со всеми вытекающими последствиями». От «сверхсмысла» к «сверхбытию»
Если решение человека будет в пользу «сверхсмысла», то содержание его веры неизбежно дополнится «сверхбытием». Разве может освященное Логосом бытие оказаться обреченным на тотальное уничтожение? Значит, должна существовать трансцендентная «вечность», где сохраняется все, чего коснулся смысл.