Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871

Заманчиво причислить это двойное сражение у Резонвиля – Гравлота к решающим битвам в военной истории Запада. Причем не по причине того, что произошло в его ходе, а, напротив, по причине того, что не произошло. Стратегические и тактические промахи, допущенные немецким командованием, были настолько значительными, что, окажись его противник более умелым и опытным, немцы, вполне возможно, и 16, и 18 августа потерпели бы сокрушительное поражение. Это поражение, вероятно, не изменило бы исход войны, но оказало бы воздействие на боевой дух армии, что могло бы существенно повлиять на характер этой войны в целом и на условия заключения мира. И в этих огрехах вина отнюдь не одного только Мольтке: главная ответственность за неверную оценку сил и состояния французской армии и 16 августа, и 18 августа, а отсюда и за отправку сначала 3-го корпуса на верную гибель, а потом и 2-й армии на нанесение флангового удара лежит на Фридрихе Карле. Даже если французы вследствие пассивности своей обороны и не сумели обратить себе на пользу ни одну из этих возможностей, они по милости Штейнмеца получили еще одну. Ведь Штейнмец бросил свою армию в долину Маис и, таким образом, оголил фланг немецких сил, оставив его уязвимым для контратак. Не следует упускать из виду царившее на более низших командных уровнях безрассудство, с каким прусскую пехоту бросали в лобовые атаки сомкнутым строем против засевшего на непробиваемых позициях и намного лучше вооруженного врага – винтовки Шаспо, картечницы-митральезы. Судя по всему, раздававшие подобные приказы командиры ни на йоту не понимали сути своих отдаваемых солдатам распоряжений. Все это с ужасающей точностью повторилось и в ходе Первой мировой войны. Вина французов состоит в том, что они так и не сумели перейти от успешной обороны к не менее успешным контратакам. Предъявленные Базену обвинения состояли не в том, что он проиграл сражения при Резонвиле и Гравлоте, а в том, что он не смог их выиграть, когда победа сама падала ему в руки.

Глава 5 Шалонская армия

Бомон

Наполеон III в железнодорожном вагоне 3-го класса прибыл в Шалон-сюр-Марн вечером 16 августа, и там, как и ожидал, в стадии формирования находилась еще одна армия. Паликао предпринимал героические усилия. Три корпуса правого крыла прежней Рейнской армии, 1, 5 и 7-й, поездами прибыли из Шомона и Бельфора, и их здорово поредевшие части и дивизии были пополнены новичками призыва 1869 года. Вновь сформированный 12-й корпус под командованием Трошю тоже был там – одна из его дивизий сформировалась из обученных регулярных частей, переброшенных с испанской границы, другая – из морских пехотинцев, которых не было возможности использовать для высадки в Германии, и третья – из только что призванных и необученных новобранцев. Доставлялись и вооружения, причем в гораздо больших количествах, чем требовалось. К 21 августа Шалонская армия, начиная под командованием Мак-Магона свою непродолжительную и завершившуюся катастрофой кампанию, насчитывала 130 000 солдат и офицеров, 423 артиллерийских орудия – пример искусства импровизации, которым по праву могла гордиться французская армия.

Несмотря на всю бурную деятельность, такое положение Наполеона III не вдохновляло. Регулярные войска, потрепанные в битвах и изнуренные долгим отступлением, уже не могли адекватно реагировать на распоряжения офицеров. «Это была ко всему безразличная толпа, – писал очевидец, – скорее прозябавшая, но не живущая, люди, едва переставлявшие ноги, даже если их подгоняли пинками, недовольно ворчавшие, когда их вырывали из тревожного сна». В дистрофичный организм влили новую кровь в виде неопытных новичков или тыловиков и хозяйственников, не умевших даже ходить в ногу, не говоря уже об обращении с оружием. За несколько дней, проведенных в Шалоне, нечего было и пытаться превратить их в солдат, и во время привалов на маршах каждую минуту отдыха приходилось использовать для боевой и строевой подготовки. В конце концов, из жителей с берегов Сены было укомплектовано 18 батальонов мобильной гвардии. Парижане принесли с собой весь деструктивизм, всю ненависть к сложившимся стереотипам, столь характерные для жителей столицы. На призыв Vive l’Empereur! они отвечали по-военному четко: «Раз! Два! Три! Дерьмо!» Они не разделяли стремления призывников из провинций всеми способами увильнуть от участия в сражениях. А Канробера приветствовали воплями: «Париж!» «Дети мои, – вежливо ответил им командующий. – Я, наверное, оглох. Вы, случайно, имеете в виду не «на Берлин!»?» Нет, они не имели это в виду, и маршал, как мы уже убедились, рекомендовал Паликао срочно разбросать их по крепостям на севере Франции.