Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871

И в войсках, и в городах доверие к Базену стремительно падало. Еще 24 сентября гражданская депутация подала прошение о том, чтобы армия все же приняла меры. «Мы верим, – подчеркивалось в этом документе, – что армия… способна на большее, но вместе с тем мы считаем, что настало время, чтобы она проявила свои способности». Можно было бы ожидать, что командующие корпусами Базена призовут его к действию, но отношения маршала с ними были крайне нестабильны, отмечены отсутствием уверенности в себе, отличавшей все его действия. Базен не отдавал ясных приказов, которых командующие так ждали от него, куда чаще он ограничивался лишь общими указаниями и предложениями, которые командующие непременно выполнили бы, будь они пруссаками. На совещании 12 сентября, например, он предложил проводить политику набегов, чтобы держать немцев в напряжении, и предоставил командующим корпусами право самим разрабатывать детали. «Я не могу быть сразу везде», – указывал Базен. Такой подход был рассчитан на людей сообразительных, однако маршал не предпринял ничего, чтобы развить свои первоначальные идеи, и стоило его генералам указать на сложности практического исполнения предлагаемых им замыслов, как Базен послушно умолкал, после чего в узком кругу сетовал, что, дескать, его подчиненные не желают с ним сотрудничать, а только своевольничают. Базен совершенно не умел настоять на своем, был неспособен служить примером волевого и решительного командира, который пользовался бы безграничным авторитетом в войсках. Как отмечал Жаррас, отданные Базеном приказы отличались отсутствием конкретики, расплывчатостью формулировок, а нередко и явной противоречивостью. Складывалось впечатление, что он постоянно старался отыскать для себя лазейку, оправдание на случай провала его замыслов. Командующие корпусами, не получая сверху ясных и четких указаний, пребывая в неведении относительно общей обстановки и постоянно заботившиеся лишь о том, чтобы минимизировать потери личного состава, не были готовы принять на себя ответственность вместо Базена. Скорее они, как и их командующий, предпочитали с головой уйти в решение второстепенных повседневных вопросов.

К тупику в военном отношении следует прибавить и проблемы политического характера, достигшие такого уровня сложности, что их решение было Базену явно не под силу. Он был не просто командующим армией, до сих пор продолжавшей функционировать от имени императора, он был еще единственным представителем имперской власти на территории Франции и, таким образом, в глазах Бисмарка возможным посредником, действуя через которого было возможно прийти к заключению мира. Как и большинство его коллег, Базен без должного уважения рассматривал правительство национальной обороны, в котором такие отвратительные политики из стана левых, как Гамбетта и Рошфор, объединяли усилия с одиозным Трошю, и, как Базен заявил Жаррасу, он не мог присягнуть ему в лояльности до тех пор, пока император самолично не освободит его от присяги на лояльность ему, Наполеону III. Но именно правительство национальной обороны было и оставалось de facto правительством страны, признанным таковым гражданскими властями в Меце, и Базен, в ежедневном приказе от 16 сентября, объявляя о формировании этого правительства, продемонстрировав потрясающий пример изворотливости, заявил следующее: «Наши военные обязательства в отношении страны остаются прежними. И посему продолжим служить ей с преданностью и энергией, защищая ее землю от чужеземцев, ее общественный строй от недобрых происков». Чем это было? Декларацией повиновения или же независимости? Возможно, Базен не разобрался в себе. Возможно, последняя фраза была продиктована его стремлением утихомирить своих офицеров, но в ней заключен явный намек на то, что армия сыграет, в случае надобности, и политическую роль – причем вовсе не обязательно, что она бросится в объятия правительства национальной обороны.