Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871

29 октября Россия, что было в целом предсказуемо, денонсировала пункты Парижского трактата 1856 года, согласно которому Черное море объявлялось нейтральным, а численность военно-морских сил, которыми русский царь мог располагать на его водах, ограничивалась[49]. Одна из двух держав, ответственных за ввод вышеупомянутых ограничений для России, Франция, была обессилена войной, а Великобритания находилась в состоянии изоляции, и ни один из ее государственных деятелей не осмелился бы назвать ее положение «блестящим». Что было знаменательно в контексте новой роли, которую Бисмарк отныне играл на европейской сцене, британский министр иностранных дел лорд Гренвиль, прежде чем принять соответствующие меры, направил в Версаль наделенного чрезвычайными полномочиями посланника Одо Рассела, чтобы тот убедил Бисмарка помочь англичанам образумить Россию, уговорив ее отозвать денонсацию, ибо в случае неудачи с Россией, как Рассел заявил канцлеру, Великобритания будет вынуждена, с союзниками или же без таковых, начать войну. Подобное разрастание франко-германского конфликта Бисмарк не мог приветствовать ни при каких условиях. Вместо этого он предложил созвать конференцию держав для рассмотрения этого вопроса и пригласить на эту конференцию полномочного представителя Франции. Гренвиль согласился с таким решением и убедил правительство национальной обороны принять его.

Реакция французов была неоднозначна. С одной стороны, и Шодорди, делегат по иностранным делам в Туре, и Фавр, которых в общих чертах проинформировали об этом в Париже, решили превратить конференцию в инструмент достижения перемирия на их условиях. Поскольку конференция не могла принять правомочных решений без присутствия французского представителя, они спорили, не станут ли державы Европы в своих собственных интересах оказывать давление на Пруссию с тем, чтобы та приняла условия французов. С другой стороны, настояв на том, чтобы представителем от Франции на конференции был сам Фавр, а не кто-нибудь из министров или членов делегации, они, по сути, вручили Бисмарку способ похоронить весь этот план. Фавр мог выехать из Парижа лишь с согласия пруссаков, и хотя это согласие в принципе могло быть дано, вполне могла возникнуть целая цепочка трудностей практического характера, которая лишила бы его такой возможности.

Созыв конференции был назначен на 3 января 1871 года, но Бисмарк, приостановив всякую связь между прусскими аванпостами французов в осажденном городе, мотивировал этот шаг тем, что французы, мол, открыли огонь по аккредитованным парламентерам и это воспрепятствовало получению Фавром приглашения на его участие в конференции. Конференция была отложена до 10 января, и Бисмарк позаботился о том, чтобы Фавр в тот же день, то есть 10 января, получил приглашение. И снова конференцию пришлось отсрочить на неделю, затем Бисмарк измыслил новые сложности, связанные с точным соблюдением протокола, согласно которому якобы необходимо было оформить особое охранное свидетельство, кроме того, он умело играл на нежелании Фавра бросать Париж в столь ответственный и крайне опасный момент ради обсуждений вдали от войны в абстрактно-правовом ключе вопросов политики с позиции силы. «И я спросил себя, – писал Бисмарк с мрачной иронией 16 января, – а не совестно ли Вашему Превосходительству уезжать из Парижа теперь ради участия в обсуждениях вопросов, касающихся судьбы Черного моря?…Я с трудом представляю себе, что Вы, Ваше Превосходительство, в критической ситуации, в которую Вы внесли такой вклад, пожелаете лишить себя возможности сотрудничества в работе над принятием решения, за которое и Вы несете долю ответственности». Но подобные ухищрения не могли продолжаться вечно, и если Фавр все же должен был прибыть в Лондон и лично обратиться к совести Европы, Бисмарк предвидел, что это неизбежно положит начало новой и куда более трудной фазе отношений между новой Германской империей и нейтральными державами.