Условия были жесткими. Сумма контрибуции представлялась астрономической (5 миллиардов золотых франков – это 1612,5 тонны золотых 20-франковых монет 900-й пробы весом 6,45 грамма каждая, или 1451,25 тонны чистого золота. –
Национальное собрание поразительно быстро ратифицировало прелиминарный мирный договор. Хотя несколько голосов были подняты за продолжение войны «до победного конца», 1 марта за ратификацию проголосовало 546 депутатов, а против – 107. Шанзи, красноречиво выразив протест с трибуны, вместе с генералами Билл о и Мазюром проголосовал против перемирия, но большинство его военных коллег отдало свои голоса за мир, включая д’Ореля де Паладина, Ле Фло, Жорегиберри, Пальера и Дюкро.
Скорая ратификация обеспечила французам небольшое, но приятное преимущество. Немцы, предполагая, что ратификация потребует продолжительных дебатов, обязаны были эвакуировать войска из Парижа сразу же после нее. Для организации торжественного ввода войск в столицу они времени не теряли. Ограничение численности оккупационных войск 30 000 человек вынудило их к тому, что войска входили бы в Париж тремя группировками – по одной в день, начиная с 1 марта. В тот день, после прохождения парадом перед кайзером по ипподрому Лоншан, контингент 3-й армии проследовал к Елисейским Полям под пристальными взорами любопытных и периодически награждавшей немцев свистом и смешками толпы. Кайзер, не скрывавший недовольства процессией, столь далекой от помпезных шествований 1814 года, с нетерпением ждал прохода своих гвардейцев на третий день, но уже 2 марта в Версале появился Жюль Фавр, сообщивший о ратификации, и потребовал от пруссаков немедленно приступить к выводу войск из Парижа. Бисмарк не скрывал охватившего его раздражения, а Фавр – восторга, но Роон и Мольтке настояли на аккуратном соблюдении соглашения. И 3 марта кайзеру оставалось только созерцать свои войска, торжественно покидавшие Париж, бодро печатавшие шаг по дорожкам Лон-шана. Это было разочарование, которое, если верить Вальдерзее, кайзер не мог простить французам.
Но этот скромный парад победы, явно не удовлетворивший тщеславные запросы короля и его армии, не вызвал восторга у самих парижан. Жители столицы освистали прусских солдат, кое-где в них даже летели камни, но позже, когда войска удалились в места временного расквартирования в кварталы вдоль Сены и в Трокадеро, они вполне мирно, если не дружески общались со своими недавними врагами. Толпы парижан слушали выступление военных духовых оркестров, кое-где даже подпевая исполняемым мелодиям. «При звуках «Отступления в четверг, – писал Бисмарк своей жене, – тысячи парижан, рука об руку с нашими солдатами шли по улицам, а когда прозвучала команда «Шлемы для молитвы снять!» тоже снимали головные уборы, говоря: «Voila que nous manque», и это было несомненно правильно».
Такое отношение, вероятно, возобладало в более зажиточных кварталах, в которых оказались немцы, но конец войне означал и конец шаткого единства горожан. 3 марта, как раз в тот день, когда немецкие войска покидали Париж, начались беспорядки. Две недели спустя революция, которую Трошю и Фавр изо всех сил пытались сдержать, вспыхнула в полную силу, и власть захватила революционная коммуна.