Франкогаллия

Но репутация и власть этой должности никогда не могла уменьшиться или стать ниже, все люди обязаны были соглашаться с повелением высшего закона, в то время как закон всегда говорил со всеми одним и тем же языком, так что тогда, разумеется, благо народа являлось высшим законом и главной опорой свободы, в то время как все люди, как уже отмечалось, были соединены, словно бы связаны, святой цепью закона. Было установлено то мудрейшее ограничение, что никто не мог ставить вопрос об этой должности, происходя из низкого сословия, равно как и те, кто использовал народное решение, уже не мог этой должности домогаться, или же тот, кто был отмечен военными почестями или был приближен к королю. Эта должность было установлена предками как умеряющая сила, не подчиненная и воздействию народного мнения, но она занимала гораздо более прочное положение, чем магистратура эфоров, введенная некогда в Спарте. Последние же настолько привыкли говорить невежливо, что завели и установили обычай сидеть на своих местах в судебных зданиях и не вставать в присутствии царей, равно как и не оказывать им никаких почестей. В особые месяцы спартанские цари связывались религиозной клятвой следовать законам своих отцов, но сами эфоры выказывали почтение воле царя до тех пор, пока последние соблюдали законы и общеизвестные постановления своих предшественников. Так и случилось — государство избежало смуты и упадка и благодаря существованию этой должности смогло следовать обычаю и закону без необоснованного сопротивления королевским должностным лицам. Поддержка народа и его согласие оказались естественным следствием этих обычаев. Позднее вспыхивали мятежи, находились и их подстрекатели, но они подавлялись и внутренние разногласия умиротворялись без восстаний и беспорядков».

Другой отрывок у Зуриты относится к 1386 году: «король⁶¹ лишил своего сына Хуана⁶² управления королевством и повелел, чтобы ни один человек не повиновался его первенцу. Хуан был возмущен этим решением и, когда он удостоверился во враждебности своего отца и мачехи⁶³, то стал искать помощи у закона против королевской власти, обратившись к Доминику Сердану — «Правосудию Арагона». Хуан попросил у него убежища и покровительства, даруемого законом против королевской власти. В соответствии с тем, как было обычно принято, «Правосудие Арагона» запретил использование силы. Общий принцип свободы настолько уважался, что король счел для себя необходимым лично явиться к этому должностному лицу, дабы иметь возможность обсудить вопросы, относящиеся к его клятве и законам, так как должность принимает тот человек, который был назначен на нее королем. Когда было обнародовано запрещение судьи, то всем показалось, будто ничего не остается от королевской власти или ее верховного могущества, пока судья не даст свое собственное заключение о законе, запрещающем наследование. Он же объявил свое суждение — особый статус короля не должен распространяться на всеобщее право равенства перед законом и король не должен принуждать [подданных] силой благодаря своей чрезвычайной власти.

В этом известном деле Сердан продолжал проявлять непоколебимое постоянство, достойное высших похвал в отношении принятого и доведенного до сведения всех решения. Ведь наши предки хотели, чтобы власть «Правосудия Арагона» вмешиваться и запрещать осуществлялась самым священным и нерушимым образом. Они желали, чтобы этой власти подчинялись все без исключения, так. чтобы те, кто был насильно подавлен, ограничен в правах, лишен их или же повергнут силой, мог восстановить свои права. А потому такая добросовестность охранялась, и считалось, что в ней всегда [состоял] смысл порядка. Могущество «Правосудия»” выражалось в том, что он мог отдавать распоряжения королевским судьям с целью воспрепятствовать их нападению или тому, что они предпринимали против его запрещения или вмешательства. И потому [арагонцы] чтят этот бастион так, словно он является оплотом их благосостояния общества, законов и обычаев. Они тщательно придерживаются порядка и охраняют его, так что все города в королевстве гордятся тем, что прирожденный наследник королевства получил помощь от этих стражей закона»⁶³.

Именно таким образом велись государственные дела и именно так (как я посмел бы утверждать) было всегда — имелся общий закон у всех народов и племен, которые, как правило, имеют царственную власть, а не тираническое господство: «благо народа — высший закон». И совершенно ясно не только то, что знаменитая свобода сохранять общественный совет является частью международного права, но и то, что короли, которые пытаются подавить эту священную свободу своими злобными измышлениями, и должны рассматриваться не как короли, но как тираны, так словно они являются нарушителями этого права, общего для всех народов, существами, выключенными из человеческого общества.