Единственно важными требованиями принцев были (после уступки правительства в вопросе об участии Конде в Королевском совете) требования Лонгвиля и гугенотов. Вопрос о губернаторстве для Лонгвиля вызвал наибольшие пререкания и был разрешен лишь в самый день подписания мира. Правительство категорически отказало в срытии Амьенской крепости,[755]
имевшей большое военное значение, поскольку Амьен находился почти на границе с испанскими Нидерландами. Тогда возник проект предложить Лонгвилю губернаторство в Нормандии с 3 городами: Каном, Дьеппом и Понделаршем. Но Лонгвиль не хотел отказываться от Пикардии, так как «почти все пикардийские дворяне, составляющие цвет французского дворянства, предпочли всем милостям двора дружеские узы со своим губернатором» (т. е. Лонгвилем, —Вопрос о требованиях гугенотов был, в сущности, важнейшим в течение всего марта-апреля, так как уже 16 марта по важнейшим пунктам между грандами и королевскими уполномоченными было достигнуто соглашение, и список всех требований с ответами по каждому пункту послан на рассмотрение гугенотской конференции, заседавшей в Ларошели. Конференция, как указывалось выше, была слаба в том отношении, что оказалась изолированной от юго-восточных и южных гугенотов, не принявших в смуте никакого участия.[758]
Кроме того, гугенотские города запада и юго-запада (за единичными исключениями) также весьма громко и настойчиво требовали мира.[759] Но конференция опиралась на вождей всего западного и юго-западного гугенотского дворянства — на Рогана, Субиза, Сюлли, Рони, Латремуйля и других, а те были настроены очень воинственно и с подозрением относились к Конде, Бульону и другим ближайшим соратникам принца, ратовавшим за мир. Гугенотские гранды неоднократно заявляли о своих планах и о недоверии к принцу. Поэтому в их интересах было всячески поддерживать конференцию, где руководящую роль уже давно играли их прямые ставленники. Гугенотские гранды стремились максимально использовать свой временный союз с Конде, так как сами по себе, т. е. без поддержки гугенотских городов, они были бессильны. События 1612 г. показали это вполне наглядно. Им надо было при помощи Конде. выторговать от правительства побольше уступок. Главнейшие их требования заключались в получении себе новых крепостей (на севере за Луарой), т. е. в территориальном расширении гугенотского «государства в государстве», а также в присоединении гугенотских общин Беарна к французским гугенотским общинам. В этой пиренейской провинции, вошедшей в состав Франции вместе с Наваррой в качестве домена Генриха IV, в XVI в. была произведена почти полная секуляризация церковных имуществ, захваченных местным дворянством и городами. Еще Генрих IV, а вслед за ним и регентша, намеревались восстановить в Беарне католический культ, а содержание католического духовенства обеспечить поступлениями с королевского домена, т. е. содержать его на жалованьи.[760] Одновременно они собирались вообще включить Беарн во Францию, т. е. ликвидировать огромные местные вольности, делавшие из Беарна почти самостоятельное государство. Эти намерения крайне тревожили все сословия провинции, предвидевшие, что дело вскоре дойдет и до возвращения католической церкви ее имуществ, давно уже освоенных в частной собственности как гугенотами, так и католиками. Речь шла о существенных материальных интересах всех имущих слоев. Местные штаты Беарна всеми мерами противились восстановлению католического культа, опасаясь, что правительство кончит тем, что конфискует бывшие церковные земли. Провинция была очагом незатихающих волнений и столкновений между гугенотами и католиками, составлявшими меньшинство. Поэтому последние настойчиво просили установить для них в Беарне такой же