Помимо этих важнейших требований, гугеноты желали еще, чтобы король оплатил расходы по содержанию конференции (около 150 тыс. ливров), а также дал денежные субсидии городам на укрепления (например, 30 тыс. ливров для Ларошели). Королевские уполномоченные категорически отказались удовлетворить эти требования, что вызвало негодование гугенотских грандов. Одновременно с этим разнесся слух, что королевская армия отправляется в Бретань для наведения там порядка. Все вместе взятое настолько накалило атмосферу в Лудене, что создалась угроза срыва переговоров, а королевские уполномоченные оказались перед перспективой ареста:[761]
ворота Лудена были закрыты, и город оказался во власти воинственно настроенного дворянства.При этой неблагоприятной обстановке было получено письмо от короля. Правительство, раздосадованное всевозможными проволочками и встревоженное непрекращавшимися стычками и грабежами солдат, решило занять более твердую линию и требовало скорейшей ликвидации всех затруднений. Оно считало, что незачем церемониться с гугенотской конференцией, и было очень недовольно дебатами по поводу § 1 наказа третьего сословия, которые всячески старался обострить английский посол.[762]
Поншартрену пришлось поехать в Тур и доложить подробно о состоянии дел. Правительство приняло решение удовлетворить все личные претензии грандов, еще раз продлить перемирие (до 15 апреля), покончить со спорами по поводу общих требований. Теперь все дело заключалось в поведении Ларошельской конференции, куда были посланы сведения об этом решении.
Тем временем гранды наперебой осаждали королевских уполномоченных со своими личными претензиями, которые росли день ото дня. Поншартрен и Вильруа не находили слов, чтобы охарактеризовать невыносимую наглость жадных вельмож.[763]
Речь шла отнюдь не об одних пенсиях и дарах. Принцы требовали себе военного господства в провинциях. Каждый хотел иметь крепость или свой специальный полк (главным образом кавалерийский), где нашла бы себе оплачиваемую казной службу его дворянская клиентела. Это значило, что в первую очередь принцы стремились к политическому господству.Кроме препирательств с грандами по поводу их требований, королевским уполномоченным необходимо было организовать нечто вроде финансового совещания, т. е. изыскать средства на предстоящую оплату войск при роспуске как королевской армии, так и армии Конде. Для этой цели в Луден были вызваны королевские финансовые чиновники, а со стороны принцев был уполномочен Сюлли.[764]
Эту комиссию сразу же окружила свора откупщиков и финансовых прожектёров, слетевшихся в Луден в ожидании богатой наживы. Было ясно, что для реализации огромных сумм правительство должно будет прибегнуть к займам.Как раз в эти дни королевские интенданты составили документ, озаглавленный «Денежные средства, которыми можно располагать при нынешних обстоятельствах».[765]
В нем по пунктам были расписаны как наличные деньги, находившиеся в распоряжении правительства, так и возможные поступления от планируемых чрезвычайных налогов. Наличных денег в руках казначеев было 694 тыс. ливров. Можно было рассчитывать на получение от тех же казначеев на протяжении полугода 1.100 тыс. ливров. Увеличение откупов, в том числе откупа на соль и, соответственно, цены на соль, могло дать 210 тыс. ливров. От экстраординарного обложения товаров, шедших по Гаронне, Луаре, Шаранте, Сене и Марне надеялись получить 1.712 тыс. ливров. Эта статья дохода планировалась на два года (1616–1617), а чтобы получить деньги немедленно, эти поборы предполагалось сдать на откуп. Таким образом, общая сумма доходов составляла 3.716 тыс. ливров[766] и была явно недостаточна для покрытия предстоящих расходов. Это обстоятельство окрыляло всех денежных дельцов и спекулянтов, толпившихся и в Лудене и в Туре.Из вышеприведенного документа явствует, что правительству необходимо было изменить свою налоговую политику. Хотя основной и самый тяжелый налог — талья — остался на прежнем уровне, а увеличение габели предполагалось провести в незначительных размерах (на 105 тыс. ливров в год), все же общая сумма налогов была увеличена. Главная их тяжесть должна была лечь на торговлю, но в конечном счете страдал народ. Конкретно это означало, что, например, с товаров, шедших по Гаронне, предполагалось получить в два года (1616–1617) 600 тыс. ливров. А ведь речь шла об области, где в течение лишь первого квартала 1616 г. уже было взыскано с населения свыше 330 тыс. ливров на содержание королевских полков и гарнизонов,[767]
не считая того страшного разорения, которому она подвергалась, как и прочие провинции, занятые войсками! Вот что смута несла народу, на плечи которого должны были лечь разнообразные дополнительные косвенные налоги, и буржуазии всего государства, ибо даже после окончания войны раскошеливаться должны были все купцы — от руанцев до марсельцев.