Франция в начале XVII века (1610–1620 гг.)

Владение огромными по территории титулованными фьефами накладывало свою печать на характер доходов чиновной аристократии. В крупных сеньериях, которые обычно приобретались членами высшего чиновничества не постепенно, а за один раз и притом за огромные деньги (в цене титулованной земли немалое значение имела незримая цена титула), барская земля составляла по отношению к крестьянским цензивам и арьерфьефам ничтожную часть. Поэтому в доходах с крупных сеньерий феодальные права достигали 90 процентов, в то время как в землевладении новых дворян доходы со сдаваемой в срочную аренду земли составляли около 35–50 процентов. В силу этого, чем значительнее было служебное положение верхов чиновничества, тем большее место занимали в их доходах поступления чисто феодального характера, т. е. тем больше срастались они — в экономическом плане — с родовитой аристократией.

В целом землевладельческое чиновное дворянство не занималось самостоятельным хозяйствованием в своих поместьях. Если нечиновному Серру не всегда хотелось быть прикованным к его «маленькому государству», то жившее в городах чиновничество и подавно не могло уделять много времени на личное управление своими обширными землями. Оно редко расширяло барскую землю и удовлетворялось получением арендной платы с уже имеющейся территории и взыскиванием феодальных поборов. Не следует забывать, что из должностей они также извлекали значительные доходы. Но все же основу их бюджета составляли поступления с поместий. В первую очередь высшее и отчасти среднее чиновничество было землевладельческим сословием.

Все новое дворянство, чиновное и нечиновное, обновило французский господствующий класс тем, что внесло известные изменения в экономическую структуру дворянского поместья, приспособив его к новым отношениям, складывавшимся во Франции в результате процесса первоначального накопления. Оно достигло при этом тех успехов, которые вообще были возможны при условии сохранения феодальной сеньерии. В целом этого было недостаточно для перехода к буржуазной аграрной экономике, и французское дворянство так и застыло на этой стадии, не перерождаясь в буржуазных землевладельцев английского типа. Тем не менее феодальный класс Франции мог просуществовать еще почти три столетия в силу того, что он сумел до некоторой степени приспособиться к изменившейся обстановке.

В заключение следует отметить, что особое отношение крестьянства к новым дворянам начинает сказываться уже в конце XVI в., а в восстаниях XVII в. оно проявляется вполне определенно. Новые помещики были особо ненавидимы арендаторами и вообще подвластными им крестьянами. На их мызы, виноградники и жилища народный гнев обрушивался зачастую в первую очередь. Редкое крестьянское восстание XVII в. обходилось без разрушений их усадеб, а подчас и убийств представителей как чиновного, так и нового дворянства. Жакерии вокруг городов, т. е. в районах наиболее плотного размещения землевладения новых дворян и чиновников, являются одной из характерных черт крестьянских восстаний XVII в. Их появление вполне закономерно. Никакой родовитый дворянин так систематически и «законно» не выжимал из зависимого крестьянства все соки, как дворянин новой формации, сочетавший в своем хозяйстве феодальные платежи с тяжелыми условиями срочной аренды.

Чиновничество

Чиновники (officiers) огромного и разветвленного бюрократического аппарата французского абсолютистского государства имели свои особые привилегии и назывались примерно до середины XVII в. «людьми мантии» (gens de robe).[153] Первоначально чиновничество в классовом отношении было однородным. Оно возникло в городах и вербовало своих членов из среды городского патрициата и именитого купечества. Но в дальнейшем, в процессе складывания абсолютистского государства чиновники высших правительственных учреждений стали постепенно отделяться от взрастившей их социальной почвы и сближаться с дворянством. В конечном счете они образовали в дворянском классе особую группу — богатое и политически могущественное «дворянство мантии» (noblesse de robe), стоявшее на страже основ феодально-абсолютной монархии и сокрушенное буржуазной революцией вместе с ней. Переродившись в социальном отношении, высшее чиновничество утратило прогрессивные черты, которые отличали его в период роста абсолютной монархии, когда оно было одним из могучих средств в процессе централизации страны. С середины XVII в. парламенты превратились в замкнутые корпорации и наряду с католической церковью и армией служили оплотами феодального гнета и реакции.