Результаты конференции вызвали чрезвычайное недовольство гугенотской аристократии. Но это недовольство было смешано с изрядной долей удивления: слабому правительству, при малолетнем короле, удалось расправиться с гугенотами с такой легкостью, которая была недоступна самому Генриху IV. Причина коренилась не столько в распре грандов, сколько в том чрезвычайном желании мира, которое было высказано многими депутатами и особенно представителями от городов.[246]
Такой итог конференции вынудил гугенотскую аристократию изменить тактику; пока же некоторые сеньеры из числа приверженцев Бульона примкнули к партии Конде, в которой конфессиональные различия были стерты.Благополучный исход Сомюрской конференции позволил правительству предать гласности проект испанских браков, переговоры о которых велись секретно. Протест против заключения этих браков являлся важным козырем в руках принцев крови.[247]
Пугая гугенотов последствиями союза Франции с «католическим» королем, принцы крови стремились придать своему сопротивлению этому союзу возможно более широкий резонанс. Параллельно с этим они вели переговоры с савойским резидентом во Франции.[248] Но тем не менее, несмотря на требования грандов отставить старых министров,[249] несмотря на демонстративный отъезд принцев от двора, несмотря на яростные речи графа Суассона,[250] принцам не удалось ничего добиться и в этот раз. Тогда они пошли на удочку обещаний (23 мая в Монтиньи было выработано соглашение между принцами и министрами, обещавшими им решающую роль в управлении и крепости),[251] подписали брачные контракты — и опять ничего не получили.Итак, никакие комбинации придворных интриг, никакие действия грандов ни на шаг не приближали их к намеченной цели. Путем обмана, подкупов, угроз, натравливания одной группы на другую министрам удавалось парализовать все попытки знати захватить себе хотя бы долю власти. Но такое положение не могло длиться долго. Разочарование грандов в методе придворных интриг привело их в 1612 г. к поискам иных способов борьбы. Они обратили главное внимание на провинции и стали стремиться подкрепить свои позиции усилением своего влияния в среде провинциального родовитого дворянства.
Налоговая политика правительства регентши была осторожной. Займы и трату денежных запасов казначейства оно предпочитало усилению налогов. Его стремление укрепить лояльность буржуазии и чиновничества неизбежно приводило к недовольству родовитых дворян, не позволяло удовлетворить их требования. Денежных ресурсов государства едва хватало на удовлетворение жадности знати, а дворянству доставались лишь крохи. Сразу после смерти Генриха IV дворяне попытались кое-где возродить обычаи времен Лиги, но эти попытки были пресечены в самом же начале.[252]
Ожидавшаяся весной 1610 г. война кончилась незначительной кампанией, а вся внешняя политика регентства ставила целью сохранение мира во что бы то ни стало. Поэтому с течением времени из провинций стали приходить все более и более тревожные вести. Не чувствуя на себе крепкой узды, дворяне вновь стали устраивать дуэли а иногда доходили и до открытого сопротивления правительству. Так, например, против беррийского дворянина Ватана, препятствовавшего королевским чиновникам в сборе налогов, пришлось двинуть четыре роты гвардейцев и отряд швейцарцев с четырьмя пушками и взять приступом его замок.[253] В Париже дуэли стали почти повседневным явлением и зачастую превращались в многолюдные кровавые побоища. Королеве пришлось держать под Парижем несколько эскадронов, и парижане брались за оружие при первой же тревоге.[254]Самым опасным явлением было стихийное тяготение родовитого дворянства к грандам, грозившее любую, даже мелкую ссору между вельможами превратить в реальную угрозу для правительства, тем более, что эти волнения быстро перекидывались на соседние провинции.[255]
Когда граф Суассон приехал в свое губернаторство, он был встречен в Руане «невероятным скоплением дворянства, собравшегося со всей Нормандии… многие же созвали соседей и из других провинций».[256] При вести о попытке в 1611 г. герцога Савойского захватить силой Женеву туда устремилось «бесконечное количество дворян, ища в войне приложения своих сил».[257]