Франция в начале XVII века (1610–1620 гг.)

Война с Конде вынудила бы королеву предоставить командование своими военными силами Гизам и д'Эпернону, а это, по справедливому замечанию Ледигьера, заставило бы гугенотов обязательно примкнуть к Конде, чтобы обеспечить себе безопасность; значит, война велась бы уже не между королем и мятежниками, но между домами Гизов и Бурбонов.[380] C другой стороны, уступив Конде, королева вызвала бы против себя бунт Гизов: «Они предсказывают ей всякие несчастья, которые будут ее преследовать, если она удовлетворит личные претензии принца и недовольных из его партии; они заявляют, что также будут вынуждены удалиться».[381] Понятно, что в таком положении королева действительно «не знала, какому святому молиться и какое решение выбрать».[382] Поэтому Вильруа и резюмировал с грустью: «Итак, сударь, наши дела в очень плохом состоянии, так как мы не можем ни заключить мира, ни решиться на войну».[383]

Из сказанного ясно, что так называемая партия войны, т. е. Гизы и д'Эпернон, стремились прежде всего к уничтожению своих соперников, т. е партии Конде. Война была для них средством целиком забрать королеву «в свои лапы», а победа над принцем принесла бы прежде всего победу им в Королевском совете. Война была бы продолжением борьбы двух групп феодальной оппозиции и несла с собой огромную опасность для королевской власти. Любой ее исход (победа той или другой партии) дал бы победившей группе перевес над министрами. Гизы прикрывали свои цели благовидными предлогами, но и королева и министры со своими приверженцами прекрасно понимали это. «Тысяча возражений (против мира, — А.Л.) выставляется здесь теми, кто стремится к смутам, но это прикрыто предлогом сохранения королевской власти»,[384] — писал Бюльон 24 апреля из Парижа в Суассон.

Распространенное в исторических трудах мнение, что министры не хотели воевать из трусости, является необоснованным. Война была для них в той обстановке немыслима. Они должны были во что бы то ни стало дотянуть без войны до совершеннолетия короля,[385] а для этого нужно было изолировать Конде от гугенотов, избежать разрыва с Испанией и использовать Генеральные штаты для укрепления королевской власти. Всего этого можно было достичь лишь при условии сохранения мира.

Борьба в Совете осложнялась весьма тревожными вестями из Суассона и из провинций. Военные силы принцев все время росли, и параллельно этому умножались с их стороны попытки захвата городов. 11 апреля герцогиня Невер хитростью ввела свой гарнизон в крепость города Невера. Владение этим важным пунктом обеспечивало принцам коммуникацию с западными провинциями.[386] 16 апреля Жанен писал: «Каждую минуту мы узнаем, что с различных сторон являются люди (к Конде, — А.Л.) с предложением службы и набора войск и среди этих людей есть и знатные. Я получил точные сведения о планах захвата Кильбёфа… Известны также и другие планы относительно Лана… а также Перонна и говорят еще и о Пуатье».[387] Вечером того же дня Жанен получил новые сведения: такому то дана тысяча экю на набор полка, другому — тысяча двести, не говоря о прочих поручениях аналогичного характера.[388] Через два дня снова: «из разных мест королевства они получают предложения от многих лиц с обещанием помощи…», «... нас также предупредили о смутах, подготовляющихся в Пикардии в пользу г. Лонгвиля».[389] В. тот же день Вильруа сообщает из Парижа о беспокойстве горожан Лашарите,[390] вызванном скоплением войск принца вокруг города,[391] а в письме от 19 апреля Жанен добавляет к этому, что принцы дали 10 тысяч экю для набора в Льеже пехотного полка и пятисот кавалеристов; в том же письме он подробно излагает все принятые им меры пс укреплению верности королю тех или иных комендантов крепостей и других дворян и по обеспечению безопасности городов, которым угрожают принцы.[392] Вильруа из Парижа, Жанен из Суассона пишут в сотни мест, вербуя дворян в «королевскую партию». Между ними и принцами идет глухая, тайная борьба за каждого сколько-нибудь влиятельного дворянина, который сможет привести с собой хотя бы десяток-другой приверженцев. Вильруа информирует Жанена об агитации грандов в Клермоне, которую удалось расстроить, а также о том, что по приказу королевы в Амбуазе были захвачены деньги, пересылавшиеся принцем Ванд ому на расходы по укреплению бретонской крепости Блаве.[393]

Приведенные сведения вполне подтверждают слова Поншартрена: «В течение всего этого месяца (апреля, — А.Л.) в разных частях королевства дела были сильно запутаны. Насчитывалось даже несколько провинций, как Суассоннэ, Ретелуа, Нивернэ и Бретань, которые открыто выступили на стороне принцев. В других люди были вооружены и выжидали время, чтобы примкнуть к той партии, которая доставит больше выгоды, как, например, в Пуату, где маркиз Бонниве решил вскоре в пользу принца. Некоторые провинции, где насчитывалось много гугенотов, дали слово г. Рогану вооружиться, как только он это найдет нужным».[394]