Отчего общественная совсть осудила ихъ безвозвратно и, въ настоящую пору, не найдется въ цивилизованной Европ ни одного человка, который захотлъ бы клясться во имя какой нибудь конституціи? Отчего даже конституціонная монархія, дло трехъ послдовательныхъ поколній, та самая монархія, которую такъ любили наши отцы, противна уже современнымъ людямъ и представляетъ повсюду въ Европ картину своего явнаго упадка? Все это происходитъ оттого, что ни одна политическая форма не дала еще до сихъ поръ настоящаго ршенія задачи согласованія
Пояснимъ нашу мысль нсколькими примрами. Франція представляетъ намъ громадный образъ единства: начиная съ Гуго Капета, мы можемъ по годамъ показать время присоединенія каждой провинціи и образованія государственнаго единства. Въ 1860 году Савойя и Ницца, въ свою очередь, присоединились къ Франціи: что можетъ доказать это въ пользу ея единства? Какая ей выгода отъ увеличенія территоріи и завоеваній? Неужели политическое единство только одинъ вопросъ о пространств и границахъ государства? Если бы это было такъ, то задача единства могла бы разршиться только во всемірной монархіи, и никто не врилъ бы тогда въ судьбу Франціи, Англіи, и никакое государство не имло бы смысла.
Изъ области матеріялизма перейдетъ въ область спиритуализма. Всеобщая подача голосовъ, какъ она выразилась закономъ 1852 года, конечно представляетъ собою идею единства; тоже самое можно сказать и объ избирательныхъ порядкахъ 1830, 1806, 1793 годовъ и т. д. Что же, спрашивается, доказываютъ вс эти формулы? Въ которой изъ нихъ найденъ настоящій порядокъ и выражено истинное политическое единство? Или, еще лучше, въ которой изъ нихъ нашли мы больше смысла и совсти? Какая изъ нихъ не измнила
Мы уже замтили, что политическое единство не можетъ быть вопросомъ о территоріальномъ протяженіи и границахъ; это самое единство тмъ боле не можетъ быть вопросомъ желанія или подачей голоса. Я иду дальше и говорю: не уважай никто рабочей демократіи, которая кажется ршительно стоитъ за свои избирательныя права, и не надйся никто на ея будущность, что сталось бы тогда съ самой идеей всеобщей подачи голосовъ? Кто бы врилъ въ нее? спрашиваю я.
Нтъ, для новаго поколнія нужно такое единство, въ которомъ выражалась бы общественная душа, т. е. единство душевное и разумный порядокъ, связующій насъ всми силами совсти и ума и, вмст съ тмъ, дающій намъ свободу мысли, воли и сердца. Да, новому поколнію нужно единство, которое не возбуждало бы съ его стороны никакого протеста, никакой ненависти и презрнія, такъ, чтобы это единство было выраженіемъ самой
Но возможно ли, наконецъ, чтобы политическое единство удовлетворило подобнымъ условіямъ? – Безъ сомннія, если только оно будетъ основано на прав и правд, которыя исключаютъ всякую возможность рабства.
Приведемъ въ примръ систему всовъ и мръ.
Неужели наша метрическая система, входя во всеобщее употребленіе и заставляя всхъ производителей и купцовъ прибгать къ одному и тому же легкому способу оцнки и счета, могла быть невыгодной и произвести какое либо замшательство? Напротивъ того: вс народы, благодаря введенію единства мръ и всовъ, упростили бы свои экономическія сношенія и избавились бы отъ множества неудобствъ. Неужели слдуетъ полагать, что подобная реформа измренія и счетоводства не вводится повсюду, потому что противна интересамъ и свобод? Вовсе нтъ: введенію этой разумной реформы противятся мстные предразсудки, ложное самолюбіе народовъ, взаимная ненависть государствъ, короче рабство и трусость мысли. Пусть исчезнутъ вс нелпые предразсудки и обычаи, пусть массы перестанутъ поклоняться рутин, пусть власти откажутся исключать все, что создается не ими, не по ихъ злостной прихоти, и завтра же метрическая система войдетъ во всеобщее употребленіе на всемъ земномъ шар. Русскій календарь отстаетъ на 12 дней отъ астрономическаго: почему же Россія до сихъ поръ не вводитъ у себя грегоріанскаго счисленія времени? Очень просто: если бы правительство ршилось на подобную реформу при настоящемъ состояніи народнаго развитія, то изувры сочли бы его вроотступникомъ.