Но за то я хочу изобличить двусмысленность ныншняго порядка, безнравственность его противорчій, въ которыхъ лично никто невиноватъ, такъ какъ они вытекаютъ изъ нашихъ революцій. Этотъ порядокъ узаконяетъ лицемріе и позволяетъ людямъ расточать клятвы, которыхъ они не дали бы, если бы не знали заране, что он ни къ чему ихъ не обязываютъ. Я возстаю противъ этихъ присягъ, потому что он приносятся завдомо всуе, не смотря на заповдь: Non assumes nomen Dei tui in vanum; что он выражаютъ только отрицательное общаніе, пассивное обязательство, которое дозволяетъ унижать, обличать, бранить власть безъ явнаго клятвопреступленія. Я возстаю противъ нихъ, потому что он ни мало не обезпечиваютъ власть и приносятъ пользу только честолюбцамъ, которые не боятся связывать себя ими, зная ихъ недйствительность. Я обвиняю присягу въ томъ, что она развратила общественную совсть; что, благодаря ей, въ политическомъ мір каждый можетъ сказать съ невозмутимымъ спокойствіемъ духа, какого не знали даже іезуиты: «Я далъ присягу и не нарушу ее; но ни за что не ручаюсь, ни за что не отвчаю; чтобы исполнить мое обязательство, съ меня довольно оставаться спокойнымъ. Пусть правительство защищается, – это его дло; спасется оно или погибнетъ – вина не моя; – я умываю руки!»
Какъ! вы называете это исполнять присягу и считаете себя разумными людьми! Но скажите же, что губило правительства въ продолженіи трехъ четвертей вка? Что, какъ не шаткость системъ, разногласіе принциповъ, непониманіе права, постоянное противорчіе между народомъ и государствомъ, конституціонно выражаемое сомнніе въ добросовстности государя, нападки на излишество его могущества; безпощадныя порицанія со стороны противниковъ правительства, которые клялись, если не поддерживать его, то, по крайней мр, щадить, и первые нанесли ему ударъ; вялость его защитниковъ, измна любимцевъ, коварство оппозицій? Понятно, что поверхностные люди, врующіе въ дйствительность клятвы и вполн довольные возстановленіемъ имперіи, торжественно присягнувшіе Наполеону III, могутъ тмъ не мене по неопытности, по неумнію сдерживать языкъ и даже по излишеству своего усердія, скомпрометировать и даже погубить правительство, которое хотятъ защищать. Все-таки это люди чистосердечные и заслуживающіе снисхожденіе и состраданіе. Когда нибудь они поймутъ противорчіе, игрушкою котораго они были: дай Богъ тогда, чтобы съ искренностью ихъ заблужденій не разсялась искренность ихъ сердецъ! Но вы, умники, вы, софисты, вы, знающіе почву, по которой ходите, умющіе пользоваться сомнительнымъ положеніемъ правительства, противорчіемъ его принциповъ, двусмысленностью выраженій, шаткостью интересовъ, чтобы выковывать изъ всего этого оружіе для нападенія, безупречное передъ конституціей и законами, – чистосердечны ли вы? Смете ли вы говорить о вашей невинности? Разв во всхъ рчахъ вашихъ нтъ предательства? Вы упрекаете правительство, зачмъ оно не измняетъ политики, зачмъ не передлываетъ конституціи, то есть, зачмъ не отрекается въ вашу пользу! Да разв мы еще не перепробовали всхъ правительственныхъ формъ и не пришли, наконецъ, къ полнйшему скептицизму!
Кто же не знаетъ теперь, что лучшая изъ конституцій, за которыми мы гоняемся, на самомъ дл, вовсе не лучше прочихъ, и что предпочтеніе, оказываемое одной передъ другою, есть ничто иное, какъ оппозиціонная уловка? Вы отвращаете всхъ отъ правительства; вы подкапываетесь подъ него; вы подрываете его; вы подаете сигналъ заговорщикамъ, и когда, наконецъ, зданіе рушится, вы кричите, хлопая въ ладоши: «Мы не виноваты; мы сдержали свою присягу.» О, вы похожи на ту женщину, о которой говорится въ писаніи, что, запятнанная прелюбодйствомъ, она увряетъ, будто чиста. Вы прикидываетесь Юдифями, но въ дйствительности вы Пентефріевы жены. Избавьте насъ отъ вашей присяги: этимъ вы сдлаете для свободы больше, чмъ низверженіемъ тридцати династій.
Изъ всхъ нашихъ присяжныхъ ораторовъ, не идущихъ рука объ руку съ правительствомъ, г. Тьеръ мене всхъ заслуживаетъ упрека. Въ историк Консульства и Имперіи, въ поклонник Наполеона Перваго нельзя предположить глубокой антипатіи къ потомству его героя. Приверженцу монархической формы правленія, любящему видть въ правительств силу, власть и иниціативу, увлекающемуся военной славою, ему не за что особенно упрекать императорское правительство. Онъ говоритъ императору: «Сдлайте вашихъ министровъ отвтственными, вмсто того, чтобы посылать къ намъ вашихъ государственныхъ совтниковъ, и я вашъ!» Такимъ образомъ, дло стало за малымъ, чтобы онъ примкнулъ къ правительству. Поэтому, онъ боле всхъ другихъ иметъ право присягать, не присоединяясь къ правительству. А между тмъ легко замтить, что въ этой присяг нтъ ничего раціональнаго, какъ и въ условіи, отъ котораго г. Тьеръ ставитъ въ зависимость свою преданность имперіи; онъ самъ знаетъ это лучше всхъ.