Французская экспедиция в Египет 1798-1801 гг.: взаимное восприятие двух цивилизаций

Отсутствие тактики при ведении боевых действий отмечают французы и у других своих противников - османов. Франсуа подчеркивает, что они сражаются, «согласно их обычаю», беспорядочно, издавая в бою ужасные крики{549}, и отмечает их самонадеянность и уверенность в своей силе перед битвой у Гелиополиса{550}, которые, тем не менее, не помогли им победить. Вообще же, османы в источниках личного происхождения изображаются как люди свирепые и вероломные. Тот же Франсуа утверждает, что у них существует «варварский обычай отрубать головы своим противникам, поскольку им платят определенную цену за каждую из них»{551}. Брикар пишет, что в одном из сражений «турки» повели себя вероломно - пустили впереди себя женщин в надежде на то, что французы забудут о своем долге ради обладания этими женщинами{552}. Он же сообщает, что жители Каира с ужасом смотрели на этих «монстров», овладевших городом после заключения перемирия между французами и Портой{553}. Вместе с тем французы подчеркивали и храбрость османов в бою{554}, а Франсуа, описывая заключение эль-Аришского мирного соглашения, упомянул о том, что великий визирь приказал своим войскам хорошо относиться к французам, и что «полчище варваров», которые составляли его армию, «из невольников всех наций и всех цветов кожи», накормило и напоило французов{555}. Примечательно, что среди османских боевых подразделений Франсуа называет янычаров «наиболее цивилизованными», поскольку они пытались общаться с французами, однако незнание европейских языков не позволило им понять друг друга.

Таким образом, оценки мамлюков и османов не были однозначно отрицательными. В то же время французы ощущали свое превосходство в цивилизационном плане над всеми этими этническими группами, признавая их варварами, жестокими, хоть и отважными.

Что же до остальных жителей Египта, то их французы считают отставшими в развитии из-за духа рабства и деспотизма, пронизывающего страну. Как пишет Бонапарт в отчете Директории, население Египта «привыкло быть либо страдальцами, либо победителями, либо тиранами, либо их жертвами»{556}. Рабское положение одной части населения и деспотизм другой часто отмечаются участниками экспедиции. Франсуа так пишет о вступлении французских войск в Каир: «Все, что мы видели и слышали, указывало на страну рабства»{557}; Бернуае выражает удивление тем, что египтяне так быстро покорились оккупантам: «Мы были удивлены, что нация столь великая и многочисленная, казавшаяся столь гордой, смогла так быстро подчиниться без сопротивления иностранному господству. Я думаю, это проистекает из образа правления, основанного на деспотизме. Представители такого правления являются обычно угнетателями, которые не знают других законов, кроме как свои многочисленные капризы»{558}. Соответственно, дух рабства, по мнению французов, и делает жителей невежественными, тормозя их развитие. Лакюе пишет в письме дяде: «Жители, униженные рабством, опустились до состояния дикарей и сохранили от [прежней] цивилизации только суеверия и религиозную нетерпимость. Я обнаружил их совершенное сходство с народами южных морей, описанными Куком и Фостером»{559}; Бернуае отмечает: «Конечно, люди образованные и просвещенные не стали бы страдать от такой тирании и скорее восстали бы против угнетателей, чем терпели бы их иго!.. Но эти невежественные люди того не осознают и выносят все со смирением и покорностью, не становясь от того более несчастными»{560}. Таким образом, для французов жители Египта явно стоят на более низкой ступени развития, являясь варварами, как они их не раз называют. Так, Пистр сообщает родственнику о Каире: «Я думал, что прибыв в этот город, столь знаменитый своей торговлей с Индией, мы обнаружим изобилие и людей более цивилизованных, но мои ожидания не оправдались, и, за исключением европейцев, обосновавшихся там, народ здесь такой же варварский и такой же невежественный, как в Александрии»{561}. Бонапарт также отмечает, что варварство в Египте «достигло своего пика»{562}.