Французская экспедиция в Египет 1798-1801 гг.: взаимное восприятие двух цивилизаций

В письмах Бернуае приводится несколько подобных сцен, сопровождаемых восхвалением определенных черт характера французов, оттеняемых окружающей атмосферой рабства и невежества. Например, портной описывает случай, когда двое гренадеров после битвы у пирамид схватили мамлюка и решили снять с него богатую красивую одежду, а потом убить, но Бернуае подбежал к ним со словами увещевания, настаивая на том, что французы должны руководствоваться гуманностью в действиях: «Я знаю, что мы - французы, и что, сражаясь за славу, независимость и свободу нашей нации, мы должны отличаться [от остальных]. Мы не должны подражать рабам, которые стали жестокими варварами только потому, что повинуются своим хозяевам и тиранам»{589}. По словам портного, на этот шаг его побудила исключительно гуманность, в результате чего мамлюка не только не убили, но и отправили к врачу. Удивление «восточного человека» было столь велико, что он начал предлагать гренадерам деньги за свое спасение, однако те отказались. В другой раз Бернуае описывает, как спас от наказания палками бедного торговца, поскольку, по его словам, «французские законы стоят выше турецких (имеется в виду мусульманских. - Е. П.)»{590}, а потому надо пресекать столь суровые кары за мелкие прегрешения.

Художник Виван Денон, описывая, как простые солдаты всячески помогали ему при зарисовке объектов египетских Фив, отмечает, что их «деликатная чувствительность» по отношению к великим памятникам древности заставила его гордиться, что он француз{591}.

Таким образом, именно на фоне местных жителей и их законов, французы видели себя в более выигрышном свете и осознавали себя как нацию, которая после Революции познала высшую справедливость и должна нести ее другим народам. Не зря в начале своего повествования некий драгун 14-го полка писал, что Восточная армия отплыла от берегов Мальты к Египту с целью «освободить жителей страны от тирании мамлюков»{592}, и эта идея высокой миссии французов, а также приобщения невежественных египтян к культуре посредством влияния европейских нравов на восточные, проходит красной нитью через сочинения как простых участников экспедиции, солдат и ученых, так и высшего командования армии.

Впрочем, в источниках личного происхождения отмечается не только варварство, но и положительные стороны жителей Египта. Так, Буае пишет о трудолюбии феллахов{593}, Виго-Руссильон - о гостеприимстве{594}, а Бернуае - о чувствительности и мягкости египтян{595}. Более того, были примеры, когда в результате личных контактов с кем-либо из местных жителей предвзятое негативное мнение французов относительно них менялось на положительное. Тот же Бернуае описывает случай, когда торговец-мусульманин в лавке с лекарственными травами, видя, что портной изнурен болезнью, напоил его лечебным сиропом, хотя тот попросил всего лишь стакан воды. Бернуае, по его словам, насторожился и подумал, что, возможно, ему дали отравленный напиток, и только придя домой и расспросив своего переводчика, он осознал благие намерения мусульманина и был глубоко тронут ими{596}. Франсуа пишет об одном мамлюке, который всячески помогал французам. Это так поразило капитана, что он даже констатировал: «Признаю, после такого поступка я заметил, что этот народ совершенно не заслуживает той репутации варваров, какую ему приписывают»{597}. Впрочем, отмечает Франсуа, подобное поведение столь «противоположное... привычным представлениям о восточном характере» было данью уважения «великому характеру» французов и стало «наиболее прекрасным свидетельством славы, которую мы обрели в Египте»{598}.