Читаем Французская кухня в России и русской литературе полностью

А у Алексея Константиновича Толстого в «Церемониале» помимо бланманже появляется еще один французский десерт — суфле: «после бланманже и суфле-вертю, когда господа офицеры танцевали вприсядку, полковник и отец Герасим обнялись и со слезами на глазах сделали три тура мазурки, а дело предали забвению»[300].

Название французского пирожного soufflé на русском языке означает «дуновение». Сливки и взбитые яичные белки придают ему воздушность. Что такое вертю, которое добавил к суфле достопочтенный Алексей Константинович, остается невыясненным. У Франсуа Пьера де Ла Варенна есть рецепт пирожного Machepain souflé (марципан суфле), а так как это марципан, то обязательным его ингредиентом должен быть миндаль:

Измельчите двадцать пять штук хорошо очищенных орехов сладкого миндаля и смочите их водой флёрдоранж. В эти хорошо измельченные орехи положите шесть белков яиц и хорошо их перемешайте. Затем понемногу добавляйте сахарную пудру, чтобы смесь стала пластичной. Через шприц выдавите кольцами ее на бумагу, поставьте запекаться в духовку, при этом нужно больше жара сверху, чем снизу[301].

Пирожное бисквит, которое на французском языке называется biscuit, известно с эпохи Средних веков. Его название происходит от латинского выражения panis biscoctus (дважды пропеченный хлеб). Этот хлеб брали в путешествие, потому что он мог долго храниться. Хлеб, называемый бисквитом, pain, qu’on apppelle biscuit, упомянут в жизнеописании французского короля св. Людовика IX, написанном в начале XIV века историком Жаном де Жуанвилем[302]. Но в написанной на полвека раньше книге Гильома де Рубрука «Itinerarium» («Путешествие»), в которой он описывает путешествие к монгольскому хану, panis biscoctus представляет собой, по-видимому, десерт, потому что упоминается вместе с фруктами и мускатным вином, и притом с эпитетом «нежный» (delicatus): «Я взял с собой из Константинополя фрукты, мускатное вино и нежный бисквит (biscoctum delicatum) по совету купцов, чтобы дарить начальникам, чтобы они позволили мне продолжить свой путь, ибо они ничего не решают по справедливости, если приходишь к ним с пустыми руками»[303].

В первой французской кулинарной книге «Enseignemenz qui enseingnent a apareillier toutes manieres de viandes» уже появляется термин bescuit, но это еще не пирожное. Он означает то, что следует из этимологии слова — «дважды пропеченный», здесь — это дважды пропеченная подливка к щуке:

Щука в «бисквите»: сначала обжарьте, затем залейте мустом или сидром и на сковороде доведите до кипения. Возьмите смесь растертых в порошок различных специй и тертого хлеба. Залейте бисквитом, который на сковороде. Затем положите это на тарелки и туда же положите рыбу[304].

Настоящее пирожное бисквит появляется в середине XVII века у Ла Варенна и Николя де Бонефона. Бонефон приводит всего три рецепта: Biscuit de Roy (Королевский бисквит), Biscuit de Piedmont (Пьемонтский бисквит) и Biscuit de Savoye (Савойский бисквит)[305], а Ла Варенн в главе «La maniere de faire du biscuit commun des Pastissiers» — семь рецептов[306].

В русской литературе пирожное бисквит встречается у Достоевского в рассказе «Слабое сердце»: «Старушка наложила бисквитами полный карман Аркадия Ивановича, и приятели, кушая их, развеселились»[307]. В «Войне и мире» Лев Толстой описывает эпизод, когда император Александр I бросает бисквиты в толпу народа на Соборной площади, а Петя Ростов пытается их поймать и чуть не погибает в давке. Этот эпизод вызвал негодование Петра Вяземского, обвинившего Толстого в преднамеренном очернении образа Александра I, так как этого не было, а ссылка на свидетельство очевидца недостоверна: император раздавал фрукты, а не бросал бисквиты с балкона[308].

В рассказе Чехова «Поцелуй» читаем: «Фон Раббек и его семья искусно втягивали офицеров в спор, а сами между тем зорко следили за их стаканами и ртами, все ли они пьют, у всех ли сладко, и отчего такой-то не ест бисквитов или не пьет коньяку»[309]. Также бисквит появляется в пьесе Александра Блока «Незнакомка»[310], в рассказе Александра Грина «Комендант порта»[311], в забавном стихотворении Владислава Ходасевича «Разговор человека с мышкой, которая ест его книги»:

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Очерки по русской литературной и музыкальной культуре
Очерки по русской литературной и музыкальной культуре

В эту книгу вошли статьи и рецензии, написанные на протяжении тридцати лет (1988-2019) и тесно связанные друг с другом тремя сквозными темами. Первая тема – широкое восприятие идей Михаила Бахтина в области этики, теории диалога, истории и теории культуры; вторая – применение бахтинских принципов «перестановки» в последующей музыкализации русской классической литературы; и третья – творческое (или вольное) прочтение произведений одного мэтра литературы другим, значительно более позднее по времени: Толстой читает Шекспира, Набоков – Пушкина, Кржижановский – Шекспира и Бернарда Шоу. Великие писатели, как и великие композиторы, впитывают и преображают величие прошлого в нечто новое. Именно этому виду деятельности и посвящена книга К. Эмерсон.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Кэрил Эмерсон

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука