Читаем Французская кухня в России и русской литературе полностью

МУСС (mousse) — французское существительное mousse (пена) образовано от глагола mousser — «пениться». Поэтому во французском языке слово mousse имеет несколько значений: пена шампанского и пена пива, разновидность пате, например, mousse de foie de canard (мусс из утиной печени), а также мусс в смысле десерта. Термин «мусс» появляется у Ла Варенна, но еще не представляет собой отдельного блюда — например, deux blancs d’œufs reduits en mousse (два яичных белка, превращенных в мусс)[668]. В 1755 году Менон посвящает муссам, уже как настоящим десертам, целый раздел. У него приведены рецепты муссов: mousse de chocolat (шоколадный мусс), mousse à la crème (сливочный мусс), mousse de caffé (кофейный мусс), mousse de safran (шафранный мусс)[669].

НАПОЛЕОН — торта с названием в честь великого императора французов во французской кулинарии нет. Слоеный торт, на каждый тонкий лист теста которого нанесен слой крема, называется во Франции mille-feuille, что в переводе означает «тысяча листьев». В настоящее время «мильфёй» — это торт, сделанный из трех слоев слоеного теста, между которыми расположены два слоя сладкого крема, проготовленного из муки, яиц, сахара и молока. Верхний слой пирожного может быть покрыт сахарной пудрой. Впервые рецепты слоеного теста (paste feüilletée) и торта, приготовленного из этого теста (gasteau fueilleté), присутствуют в книге Ла Варенна:

Раскатайте слоеное тесто на нежирной бумаге. Придайте этому тесту толщину, примерно равную толщине пальца, или обрежьте это тесто вокруг ножом, чтобы придать ровную форму торта. Смажьте тесто сверху желтком и поставьте в печь. Когда торт запечется, то, погасив огонь, оставьте его еще в печи доходить примерно на час[670].

Однако торт с названием gateau mille feuilles à Napolitaine (торт мильфёй по-неаполитански) появляется только спустя два века, у Мари-Антуана Карема[671]. По-видимому, написание с заглавной буквы, как принято во французском языке, «по-неаполитански», стало причиной дальнейшего смешения этого названия с именем великого императора французов — Наполеоном.

ОМЛЕТ (omelette) — это французское блюдо готовится исключительно из яиц, которые перемешиваются и зажариваются на сковороде. В России же, как правило, в омлет добавляют молоко. Слово «омлет» (homelaicte) встречается в романе Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»[672]. Там «омлет» предстает как некий шуточный символ единения мужчины и женщины: «L’un appelloit une sienna mon homelaicte, elle le nommoit mon oeuf. Et estoient alliez comme une homelaicte d’oeufz» («Он называл свою подружку „мой омлет“, она называла его — „мое яйцо“; и будут они оба едины, как омлет из яиц»)[673]. В начале XX века Огюст Эскофье дает весьма ригористическое определение омлета: «En somme, qu’est-ce qu’une omelette? Des oeufs brouillés d’un genre spéciale enfermés dans une enveloppe d’oeufs coagulés, et rien autre chose» («В итоге, что такое омлет? Яйца, приготовленные особым способом, покрытые свернувшимся белком, и более ничего»)[674]. Этимология слова «омлет» недостаточно ясная, даже спорная. Согласно одной гипотезе, оно происходит от латинского слова «ovum» (яйцо) и производного от него слова во французском языке — «oeuf». Согласно другой гипотезе, омлет происходит от французского слова «âme» (душа) — то есть то, что находится внутри яйца. Наиболее распространенной версией является мнение, что омлет происходит от слова «lamelle» (тонкая пластинка) — потому что он плоский. Впервые анализ гипотез происхождения этого кулинарного термина приведен в изданном в Париже в 1694 году этимологическом словаре «Dictionaire étymologique ou Origines de la langue Françoise», в котором указано, что слова amelette и omelette являются синонимами[675]. Первый рецепт омлета, в написании «alumelle», приведен в конце XIV века в книге «Ménagier de Paris»:

Омлет, поджаренный с сахаром. Удалите белки яиц и перемешайте желтки, затем добавьте сахар, вылейте на сковороду, после того, как они поджарятся, выложите на тарелку, посыпьте сахаром[676].

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Очерки по русской литературной и музыкальной культуре
Очерки по русской литературной и музыкальной культуре

В эту книгу вошли статьи и рецензии, написанные на протяжении тридцати лет (1988-2019) и тесно связанные друг с другом тремя сквозными темами. Первая тема – широкое восприятие идей Михаила Бахтина в области этики, теории диалога, истории и теории культуры; вторая – применение бахтинских принципов «перестановки» в последующей музыкализации русской классической литературы; и третья – творческое (или вольное) прочтение произведений одного мэтра литературы другим, значительно более позднее по времени: Толстой читает Шекспира, Набоков – Пушкина, Кржижановский – Шекспира и Бернарда Шоу. Великие писатели, как и великие композиторы, впитывают и преображают величие прошлого в нечто новое. Именно этому виду деятельности и посвящена книга К. Эмерсон.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Кэрил Эмерсон

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука