Французский обиняк

— У нас в доме был, и он знал свои любимые места, и не тыкался по всему дому, как этот, да и ест он не так!

— А как?

— С оглядкой!

Вьюгин похолодел, и мелкая дрожь пошла по рукам. Зашипел на плите выскочивший из джезвы кофе.

— Вот черт! — кинулся на кухню Марк.

Разливая остатки кофе по чашкам, он вдруг почувствовал какую-то обреченность. «Ну вот, приехали! Пасут, суки! Даже здесь начали!» — подумал он, вспомнив, как на прошлой неделе, на передаче-обмене одинаковыми пакетами на рынке с француженкой, он заметил предостерегающий жест ее мужа, который, как и раньше, выходил на место проведения операции с контрнаблюдением. Этот пункт протокола передачи Марк предусмотрел сразу же после неудачного контакта на этом же самом рынке два месяца назад, когда француженка вошла в конфликт и чуть не сбила автомобилем инспектора ГАИ.

Теперь ее муж выходил на два часа ранее обусловленного часа и мотал хвост по городу, пока не сбрасывал его и не возвращался к рынку. Там он обеспечивал безопасность, вычисляя по ходу, барражируя в зоне проведения операции, есть или нет наблюдение. Вот тогда-то, приняв карманника, ошивающегося здесь с утра, за агента КГБ, француз ошибся и подал знак.

Вьюгин сразу же схватил ситуацию и понял, что тревога ложная и вызвана повышенным вниманием криминального сообщества на рынке к этой красивой, одетой не по советским меркам женщине. В предвкушении хорошей добычи бригада карманников начала ставить постанову. Эти действия и засек Гаспон в ажиотаже проведения самого уязвимого элемента шпионской деятельности — момента передачи информации.

Жена француза, поймав знак опасности и подобравшись, зло дернула сумку, которую начали уводить в сторону действующие лица уголовной постановы, подхватив под мышку, резко вышла из образовавшейся небольшой толпы и пошла к выходу. Вдалеке Вьюгин уловил недоумение и озабоченность этой сценой мужа, который от нервного возбуждения притоптывал на месте, а его руки ходили ходуном.

Француженка вышла из здания рынка, села в автомобиль и поехала домой. Ее муж, сделав круг около прилавков, словно очищая пространство, тоже пошел на выход.

Операция передачи информации была сорвана.

Через два дня, как была установлена протоколом запасная встреча в районе Триумфальной арки, Вьюгин передал информацию и пространное объяснение той ситуации, которая сложилась и произошла на рынке. На хорошем французском языке, язвительно укоряя за немотивированную бдительность, чрезмерную осторожность, Марк предупредил, что надо действовать смело и трезво оценивать опасность.

Такого рода отповедь благотворно послужила группе Быстрова. К действию, взятию с поличным, они начали готовиться еще неделю назад, когда Павел Семенович неожиданно возник в дверях опорного пункта милиции. Участковый, продолжая что-то обсуждать с пожилой женщиной, кивнул ему и глазами показал на стул.

— Как идут дела? — спросил Быстров, дождавшись, пока закроется дверь за женщиной. — Контора пишет?

— Контора — это у вас, а у меня мелкие делишки. Вы опять по поводу того бича?

— И да, и нет! — Павел Семенович придвинулся к столу и достал портреты бича. — Вот, надо бы сработать по этому другу.

— Но я не видел его с тех пор, он пропал! — забормотал милиционер.

Быстров, еще толком, до конца не понимая своего плана, начал говорить то, что, как всегда, возникало и абстрагировалось, отвлекаясь от несущественных сторон, свойств или связей предмета или явления, в целях выделения их существенных и закономерных признаков. Определяющим моментом была сцена на рынке, которая в подробностях была отфиксирована «семеркой» в небольшом фильме, отснятом в невероятно сложной обстановке, тем не менее он наглядно показывал все основные действия французов, и самое важное — в кадре был Вьюгин.

Отсмотрев фильм и несколько раз проанализировав данные по наблюдению, Быстров принял решение, которое сейчас осторожно излагал участковому.

— Этот бич будет в другом виде, совсем не похожий, вот его и того, с кем он будет вступать в контакт, надо бы прощупать.

Участковый, не до конца понявший смысл этих слов, послушно закивал, потом, словно проснувшись, спросил:

— То есть как прощупать? Задержать?

Быстров, предполагая, даже хорошо зная, что участковый не понял его толстого намека, сузил понятия:

— У вас есть на примете хороший карманник?

— Ах вот оно что! — понял милиционер. — Конечно, есть, у меня тут орудует бригада. На рынке, в универмаге, на маршрутах общественного транспорта. Вы хотите прощупать этого бича?

— Ну, его так просто не возьмешь, а вот с того, с кем он может войти в контакт, надо бы хоть что-то снять!

Участковый встал, прошелся по своей комнатушке и, остановившись перед Быстровым, скороговоркой проговорил:

— Вы тут посидите, а я сгоняю, может, кого и прихвачу! — с этими словами он вышел.

Вернулся он не один. За милиционером тащился худой, невысокий паренек, с узким, длинным лицом и раскосыми глазами.

— Вот, это наш Ляма! Разбойник и вор! — громко объявил участковый и подмигнул Быстрову. — О нем говорят, как о первоклассном карманнике!