Фрау Волле и тайна бумажных зонтиков

Невероятно! В зеркальце я увидела Морица! Они с Фидибусом были в сапфировом коридоре. По стенам стремительно мелькали золотистые стрелки, точь-в-точь как светящиеся буквы в витрине обувного магазина Полинга. Факелы отбрасывали мерцающий свет на стены. Мориц и Фидибус наклонили головы набок и, казалось, внимательно прислушивались. Потом они стали переговариваться. Я словно смотрела немой фильм. Губы их двигались, Мориц показывал пальцем на белую дверь, на косяке которой собрались сотни золочёных стрелочек, все они были направлены на дверную ручку.

– Нам надо идти дальше, Мерле, – прошептал Серебур. – Останавливаться опасно. Так они могут определить, где мы находимся. Идём!

Я послушно убрала зеркальце в карман. Странно, но я не волновалась. Я знала, где Мориц, а при помощи зеркальца могла видеть, куда он направляется.

Между тем Серебур поймал коричневую бабочку-посланницу и написал на её крыльях: «Кошка! Сообщи, где ты!» Потом отпустил бабочку, и та улетела.

Чем дальше мы двигались по облачному ковру, тем темнее становилась окружавшая нас ночь. С нами осталось не больше десяти светлячков, но и они светили всё слабее. Казалось, коридор, по которому мы шли, вообще не имеет конца. Ни слева, ни справа нам не попалось ни одной двери, которую можно было бы открыть, чтобы срезать путь. Аромат шоколада становился всё сильнее, а вздохи и всхлипы долетали до моих ушей словно волны, которые с тихим шелестом набегают на берег.

Ни за что на свете

Лис Серебур молча трусил рядом со мной по коридору. Он был задумчив, взгляд его был серьёзен, он поворачивал голову то вправо, то влево. Вдруг лис попятился и замер.

– Какой ужас! – прошептал он. – Я догадался. Теперь я понял, почему Себастиан Шнемилх сбежал из дома. У него была серьёзная причина… чертовски серьёзная причина. – Он словно разговаривал сам с собой. По телу его пробежала дрожь.

– Что ты понял? Скажи, пожалуйста! – взмолилась я.

Лис посмотрел на меня так, словно видел впервые.

– А, это ты, – пробормотал он. – Тебе такого видеть не следует.

– Но что ты там увидел?

– Фрау Волле показала мне, что произошло в тот вечер, когда исчез Себастиан. Она послала мне одно видение – прямо в голову. Ужасное зрелище. Просто жуткое!

– Всё равно я должна знать. В конце концов, я единственный друг Себастиана, и он написал мне письмо. Подожди, оно у меня в кармане.

Я протянула Серебуру записку.

– Вот, читай!

– Какой смелый мальчик, – проговорил Серебур, прочитав записку. – Ему пришлось пережить такой ужас… Там лежал мясницкий нож. Себастиан должен был убить своего любимого кролика. Он сам стал подопытным животным. «Сын мясника обязан уметь забивать кроликов», – прорычал господин Шнемилх, сжимая в руке окровавленную деревянную палку, которой мальчик должен был оглушить зверька. А другой рукой он держал за уши испуганного кролика. Я всё это увидел. Это чудовищно! Я всегда думал, что зло заперто в Бедокурии. Верил, что подлость, низость и злоба не могут выбраться отсюда. Ведь фрау Волле велела охранять все выходы. Клыкастые тролли должны работать день и ночь, чтобы у них не оставалось времени на всякие гадкие планы. А если они всё-таки задумают какое-нибудь злодейство, то их козни останутся здесь, в Бедокурии. Но видимо, где-то образовалась лазейка, тайная запретная связь с внешним миром.

Запретная связь с внешним миром… Что-то подсказывало мне, что Серебур прав. Тому были свидетельства. Что-то я уже видела, но не могла вспомнить, что именно.

Пока. Всхлипы и вздохи делались тем слышнее, чем чернее становилось в тёмном коридоре. Теперь они были так близко, что я не сомневалась: я слышу отчаянный плач Себастиана Шнемилха.

Моя девочка

Мы двинулись дальше. Из бесчисленного количества светлячков остался один-единственный – одинокая светящаяся точка, освещавшая наш путь.

Я услышала трепетание у самого уха, посмотрела в сторону и разглядела тёмный силуэт ночной бабочки. Это была посланница, она вернулась и с налёта врезалась мне в голову. Я машинально протянула руку, и бабочка села на неё. Она то расправляла, то складывала крылышки и успокоилась лишь тогда, когда я тихонько на неё подула, как это делала кошка.

– Молодец, Мерле, – похвалил Серебур. – Ты быстро учишься, моя девочка.

Я вздрогнула. «Моя девочка» – так называл меня папа, когда хотел похвалить. Мне понравилось, что Серебур назвал меня «моя девочка». По моей щеке скатилась счастливая слеза.

– Читай же! Что там написано?

– «Внимание: на следующем перекрёстке поверните налево. Я буду ждать вас там!» – прочитала я.

– Да, у этой кошки крепкие нервы, – пробормотал Серебур. – Но где же здесь перекрёстки? Что-то вы, милочка, путаете!

Но кошка ничего не путала: через несколько шагов мы и впрямь оказались на перекрёстке, где нас поджидал новый коридор, уходивший в бесконечность. В слабом свете светлячка мы попытались разглядеть, что там вдалеке. Но тут тихое мурлыканье заставило нас прислушаться и остановиться.

– Должно быть, это здесь, – сказал Серебур.