— Да, конечно, измeнилось, сказал доктор,— мы, врачи, стали сговорчивeе.
— Я помню, что я в такия минуты никаких не искала удовольствий. Вот напримeр, когда родился Франк.... Но, как вы замeтили, теперь все измeнилось. Очень понятно, что Пери умeет на своем настоять.
— Да помилуйте, леди Арабелла, она бы с радостью осталась дома, если-бы Франк только слово сказал ей?
— Вот и я всегда так дeлала. При малeйшем словe мистера Грешама, я готова была уступить. Но, право, не знаю, что мы через это выигрываем! Вот, напримeр, нынeшний год, доктор, мнe конечно было бы приятно съъздить в Лондон хотя недeли на двe. Вы сами говорили, что мнe не худо бы посовeтоваться с сэр-Омикроном.
— Я говорил, что бeды нeт, можете посовeтоваться.
— Ну да, именно. И так как мистер Грешам очень хорошо знал мое желание, то он мог бы предложить мнe это. Вeдь теперь кажется за деньгами дeло не могло бы стать.
— Да вeдь сколько я помню, Мери приглашала вас к себe, вмeстe с Августой?
— Да, Мери была очень мила и любезна. Она меня приглашала. Да вeдь дом у нея не Бог знает как велик, ей самой нужны всe комнаты. Впрочем, что до этого касается, меня также очень звала к себe сестра, графиня. Но вeдь все-таки приятнeе быть независимою; и на Этот раз, мнe кажется, мистер Грешам очень мог бы все это устроить. Я никогда не просила его ни о чем подобном, покуда дeла его были занутаны. Хотя, Бог eдин знает, что тут виновата была не я....
— Да мисгер Грешам ненавидит Лондон. Он просто умер бы от этой духоты.
— Но во всяком случаe, он мог бы предложить мнe эту поeздку: очень вeроятно, что я сама отказалась бы. Да меня убивает это равнодушие! Вот он сейчас был здeсь, и повeрите ли....
Но доктор Торн твердо рeшился на Этот раз не выслушивать ея жалоб.
— Желал бы я знать, леди Арабелла, что сказали бы вы, если-бы вашему мужу вдруг вздумалось уeхать куда-нибудь повеселиться, а вас оставить одну дома. Повeрьте мнe, бывают люди похуже мистера Грешама.
Все это прямо намекало на графа де-Корси, брата миледи, и она очень хорошо поняла намек; Этот довод уже не раз был употребляем для того, чтобы заставить ее замолчать.
— Право, это было бы гораздо лучше, чeм ему сидeть здeсь без дeла, или возиться с этими противными собаками. Мнe, право, кажется, что он совсeм опустился.
— Вы совершенно ошибаетесь, леди Арабелла, сказал доктор, раскланиваясь с ней, и ушел, не дожидаясь возражения.
Возвращаясь домой, он не мог не подумать, что в этом случаe семейная жизнь представилась ему со стороны не очень привлекательной. Свeт считал мистера Грешама и его жену самыми счастливыми супругами. Они всегда жили вмeстe, никуда не выeзжали друг без друга, всегда сидeли рядом на привычных своих мeстах в церкви; и никогда, даже в самыя отчаянныя минуты, не помышляли о возможности развода. В нeкоторых отношениях,— напримeр относительно долговременности их неразлучнаго сожительства в родовом грешамберийском замке,— они могли назваться примeрною, четой. Но при всем том, насколько мог судить доктор Торн, они немного приносили счастьи друг другу. Они конечно любили друг друга; если-б одному из них угрожала сериозная опасность, другой стал бы искренно сокрушаться; однако много имeлось причин предполагать, что они было бы гораздо счастливeе порознь.
Доктор по обыкновению отобeдал в пять часов, а около семи пошел навeстить свою старую приятельницу леди Скатчерд. Леди Скатчерд не могла назваться развитою или образованною женщиной, она была дочерью поденщика и вышла saмуж за человeка из того же разряда. Но муж ея пошел в гору — как мы разказали в другой нашей повeсти — и она осталась вдовой с титулом леди Скатчерд, с прехорошеньким домиком и препорядочным капиталом. Она во всех отношениях была противоположностью леди Арабеллe Грешам; однако, через посредство доктора, онe познакомились между собой. Доктор также знал случайно нeкоторыя подробности ея супружеской жизни; воспоминание о них было еще менeе привлекательно чeм семейная картина в Грешамсберe.
Впрочем доктор любил и уважал ее гораздо больше леди Арабеллы; он заходил к ней не как врач, а как сосeд и друг.
— Ну что, миледи, сказал он, усаживаясь подлe нея на широкой садовой скамьe (всe называли леди Скатчерд миледи),— как вы себя чувствуете в эти долгие лeтние дни? Цвeты ваши, по крайней мeрe, в полном блескe, и гораздо лучше всех тeх, которые я видeл в вёмкe.
— Да, правда ваша, доктор,— долгие дни! уж черезчур долгие.
— Ну полно-те, перестаньте жаловаться. уж не станете ли вы увeрять меня, что вы очень несчастны? Наперед говорю, что я вам не повeрю.
— Конечно, я не могу назвать себя несчастною. Грeшно мнe было бы говорить это.
— Правда, что грeшно, сказал доктор кротким, дружеским тоном, ласково пожимая ей руку.
— Я грeшить не хочу. Я благодарю Бога за все; по крайней мeрe стараюсь всегда благодарить его. Но, знаете, доктор, тяжело жить в одиночествe.
— Какое же одиночество? Вы также одиноки как я.