— О, да вы — другое дeло! Вы вездe можете бывать. Но что прикажете дeлать бeдной, одинокой женщинe? Знаете, доктор, я бы отдала все на свeтe, чтоб опять увидeть моего Роджера как он по вечерам возвращался в фартукe и с молотом в рукe. Как теперь помню его.
— А вeдь тяжелая ваша жизнь была тогда; не так ли, моя старушка? Лучше благодарите Бога за то, что вы теперь спокойны.
— Да я и благодарю. Бога; я же вам это говорила, возразила она с нeкоторою досадой.— Но право, очень тяжело жить в одиночествe. Я часто завидую Ганнe; она сидит в кухнe с Джемимой, и может с ней поболтать. Я иногда прошу ее посидeть со мной, так не хочет.
— Да вам и не слeдует звать ее к себe. Вы этим себя роняете.
— А мнe какое дeло? Мнe все теперь равно, с тeх пор как он помер. если-б он был жив, я может быть и заботилась бы о том, чтобы себя не ронять. Да что говорить! Придет время, и я за ним отправлюсь.
— Ну конечно; всe мы за ним отправимся рано или поздно.
— Да, правда, правда; наша жизнь — верста, как говорит пастор Ориель, когда вздумает удариться в поэзию. А все грустно, если не дано всю эту версту пройдти с кeм-нибудь об руку. Что дeлать! Вот и приходится терпeть, как терпят другие. Надeюсь, что вы еще не собираетесь уeзжать, доктор? Останьтесь-ка, и напейтесь у меня чаю. Ганна вас угостит такими сливками, каких вы от роду не кушали. Право, останьтесь.
Но доктору необходимо было написать извeстное письмо, и даже великолeпныя сливки не могли прельстить его. Он отправился домой, к великой досадe леди Скатчерд, и дорогой задавал себe вопрос, которая из двух его знакомок — леди Арабелла или леди Скатчерд — более безразсудна в своем горe. Первая вeчно жаловалась на живаго мужа, который однако не отказывал ей ни в одном благоразумном требовании; другая постоянно оплакивала покойнаго супруга, который при жизни обращался с ней не только сурово, но и жестоко.
Доктору нужно было написать письмо, но до самых этих пор он еще не вполнe рeшился насчет его содержания. Если смотрeть на вопрос с той точки зрeния, какую он впервые избрал себe, то ему слeдовало бы писать к племянницe; но если-б он рeшился идти напропалую, то он конечно должен обратиться прямо к мисс Данстебл.
Он шел домой — не по прямой дорогe, а длинным обходом, по узкой тропинкe вдоль цвeтущей изгороди,— он шел домой, погруженный в раздумье. Ему сказали, что она желает за него выйдти, слeдует ли ему думать об одном себe? Что же касается до его гордаго отвращения от денег — точно ли это прямое, истинное чувство; или это ложная гордость, которой, он должен стыдиться? Если он поступит по совeсти, так что ему страшиться посторонних толков и пересудов? Вeдь, точно, грустно жить в одиночествe, как говорила бeдная леди Скатчерд. Впрочем, примeр леди Скатчерд и другой примeр близкой его сосeдки, вряд ли могли склонить его к женитьбe. Итак, он в раздумьи шел домой, медленным шагом, заложив руки за спину.
Вернувшись к себe, он все-таки не приступил еще к дeлу. Он очень бы мог напиться чаю у леди Скатчерд, вмeсто того чтобы так неторопливо распивать его у себя в гостиной; он все не рeшался брать в руки перо и бумагу, все медлил над своею недопитою чашкой, стараясь как-нибудь отдалить тягостную минуту. На одно только он рeшился окончательно: письмо должно быть написано, непремeнно в Этот вечер.
Наконец, около одиннадцати часов, он встал из-за чайнаго стола, и отправился в плохо-убранную комнатку, обыкновенно служившую ему кабинетом; тут, скрeпя сердце, он взялся за перо. И теперь еще не вполнe разсeялись его сомнeния; но почему бы ему не написать к мисс Данстебл для пробы, и посмотрeть каково выйдет это письмо? Он почти рeшился не отсылать его — так по крайней мeрe оц увeрял себя; но написать ни в каком случаe не мeшает. И так, он принялся писать слeдующее:
"Грешамсбери — июня, 185—
"Дорогая мисс Данстебл."
Начертив эти слова, он откинулся назад в креслах, и посмотрeл на бумагу. Гдe ему найдти слов, чтобы выразить то, что он смeл ей сказать? Никогда в жизни ему не приходилось сочинять что-либо подобное, и его вдруг ужаснула почти непреодолимая трудность, о которой, признаться, он и не подумал наперед. Он провел еще полчаса, задумчиво глядя на бумагу, и наконец совсeм было рeшился бросить все. Он повторял себe, что ему слeдует выражаться как можно проще и прямeе; но подчас довольно трудно выражаться просто и прямо; несравненно легче стать на ходули, и удариться в паѳос, отдeлываясь выспренними словами и восклицательными знаками. Наконец письмо написано — и без всякаго восклицательнаго знака.
"Дорогая мисс Данстебл,—
"Считаю долгом откровенно сказать вам, что я бы к вам не писал этого письма, если-бы другие не навели меня на мысль, что предложение, которое я намeреваюсь вам сдeлать, может быть принято вами благосклонно. без этого, признаюсь, я бы побоялся, что огромное неравенство наших состояний придало бы этому предложению вид неискренности и корыстолюбия. Теперь же я прошу вас об одном,— повeрить моей честности и правдивости в этом дeлe.