Фридрих Ницше. Трагедия неприкаянной души

1888 г. был не только последним годом его активной жизни, но и первым годом его славы. Он часто говорил о презрении к славе и большой читательской аудитории, но на самом деле мечтал о них со страстью, которая усугублялась постоянными разочарованиями. Его уверенность в том, что его труды являются достоянием немногих — «очень немногих, – говорит он в предисловии к «Антихристианину», – может быть, они еще и не пришли в жизнь», – была страховкой от разочарования. Во всяком случае, слишком уж вопиющим и неприемлемым парадоксом было бы то, что он, самый читаемый из философов, пожелал бы остаться непрочитанным. Напротив, в нем было многое от публициста: он формулировал свои идеи в некой особой манере, рассчитанной на то, чтобы поразить и обвинить, и в дальнейшем оказалось, что подобный тактический ход был настолько продуктивен, что порой звучали мнения, возлагавшие на Ницше ответственность за Первую и Вторую мировые войны[60].

Непонимание наверняка огорчало и возмущало его – но как ему хотелось известности! В действительности он познал только ее начало. «Ко всему, что было трагического в жизни Ницше, – писал датский критик и историк литературы Георг Брандес, – прибавилось еще одно: после неуемной жажды признания, доходящей до болезненности, он достиг почти фантастической степени славы – тогда, когда, будучи еще жив, оказался отторгнутым от жизни.

1 января 1888 г. воскресное издание «Bund» Бернера напечатало статью Карла Шпиттелера – это был первый из где-либо появившихся обзоров творчества Ницше в целом. С Ницше уже вступил в переписку Брандес: 3 апреля он написал ему, что имеет намерения прочесть серию лекций в университете Копенгагена об общих положениях философии Ницше:

«Вчера, – сообщал он, – когда я взялся за одну из Ваших книг, я внезапно почувствовал что-то вроде досады при мысли о том, что никто здесь в Скандинавии ничего не знает о Вас, и вскоре решился разом сделать Вас известным».

Лекции прошли с большим успехом, сообщал Брандес, и Ницше снова и снова, весь остаток года, возвращается к ним в письмах: он, очевидно, был невероятно счастлив, что наконец-то его заметили. Брандес, действительно, был первым лицом с международной репутацией, кто понял и оценил значение Ницше, и вступительные слова его «Очерка об аристократическом радикализме» (1889) – «Фридрих Ницше представляется мне самым интересным писателем в немецкой литературе нынешнего времени» – были первым достойным признанием, полученным Ницше в печати.

Брандес желал заинтересовать его творчеством Кьеркегора и Стриндберга; но для Ницше тогда уже было слишком поздно извлекать какую-то пользу из учений тех или иных авторов, а его недолгая переписка со Стриндбергом отмечена явными признаками помешательства с обеих сторон.

В дополнение к долгожданному признанию, он начал серьезно задумываться над вопросом об издании своих трудов. Сочинения этого года предназначались к публикации на нескольких языках. В качестве переводчика «Ecce Homo» он имел в виду Стриндберга. У него возникла мысль о том, чтобы стать единственным владельцем всего своего творчества. Когда Фрицш приобрел все его работы, вплоть до «Заратустры», Ницше в качестве особого условия сделал оговорку, что он сам будет издавать все свои будущие книги, и заключил на этот счет соглашение с С.Г. Науманном; несмотря на то что имя Науманна стоит на титульном листе последующих книг, на самом деле фирма выполняла только технические работы и служила лишь типографией, а собственно издателем был сам Ницше. Именно при таких обстоятельствах появились «По ту сторону добра и зла» и «Генеалогия морали». К началу 1888 г. Ницше полностью истратил свои сбережения, и его друзья начали объединяться, чтобы помочь ему: Дойссен выслал ему 2000 марок (возможно, при участии Пауля Рее), Мета фон Салис дала ему 1000 франков, и этими деньгами он расплатился за публикацию вышедшей в сентябре работы «Казус Вагнер».

Будучи издателем Ницше и Вагнера, Фрицш также выпускал «Musikalisches Wochenblatt» («Музыкальный еженедельник»), и в номере от 25 октября появился ответ на «Казус Вагнер» Рихарда Поля, озаглавленный «Казус Ницше». Ницше пришел в негодование (а может быть, просто сделал вид), что Фрицш допустил нападки на одного из своих авторов, и написал ему короткую, язвительную записку:

«Сколько вы хотите за всю мою литературу? In aufrichtiger Verachtung[61] Ницше».

Фрицш ответил: 11 000 марок. Ницше решил отнестись к ответу всерьез и попросил совета у братьев Науманн. Их позиция была такова: принимая во внимание лекции Брандеса и довольно оживленную журналистскую полемику вокруг его имени, следует ожидать резкого увеличения продаж его книг, и, если ему удастся достать нужную сумму, он станет единственным владельцем всех своих работ как раз в нужный момент. Получив такую консультацию, Ницше написал стряпчему в Базель, испрашивая возможности получить кредит.