Для достижения своих целей Советская власть пошла тем же путем, каким в свое время действовало христианство в эпоху своего проникновения на Русь, смешиваясь с местными обычаями и верованиями, впитывая языческие ритуалы и приспосабливая их под свои нужды. В русле устоявшихся традиций и привычек появлялись новые праздники – «Комсомольское рождество», «Комсомольская пасха» и даже свадьба стала «красной». Вот текст билета на «комсомольскую пасху» 1924 года: «На Фонтанке, 44, в 7 часов в клубе “Старой и Молодой Гвардии” комсомольцы нанесут последний удар по религии. Ты должен быть с нами!». И там же частушка: «Эх ты, яблочко, катись, ведь дорога скользкая, подкузьмила всех святых пасха комсомольская» (4).
Вошли в моду «октябрины», заменившие прежние крестины. Вместо старого слова «нарекли» появилось новое – «озвездили». На «октябринах», случалось, ребенка зачисляли в члены профсоюза или кандидатом в комсомол, на манер былого зачисления малолетних дворян на царскую службу.
Фанатичные – по сути религиозные – убеждения первых поколений рядовых революционеров-сектантов принимали самые причудливые формы, что великолепно описано А. Платоновым в его «Чевенгуре» и «Котловане». А руководящие коммунисты, набравшиеся опыта во время революции и Гражданской войны, имели уже вполне профессиональное представление о пропагандистской работе. Утрамбовывая страну под необходимую им идеологию, большевики планомерно меняли знаковую и символическую среду общества, переименовывали города и людей. Тоже, между прочим, важный фактор установления новых культурных традиций. Альтернатива старым святцам, та же подсказка малограмотным родителям «правильного» сакрального имени – еще один признак вытеснения церковного влияния коммунистическим. Так, в 1926 году вышел календарь, в котором перечислены рекомендуемые имена для новорожденных младенцев: Троц, Бакун, Луначар, Черныш, Ульян, Солидар, Володар, Лавуа (от Лавуазье), Сен (от Сунь Ятсена), Молот, Рабфак, Проф, Нэп. Для девочек: Протеста, Револа, Декрета, Энгельсина, Совдепа, Металлина, Пролеткульта, Цика. К. Чуковский описывает показательный для тех времен случай: «Подошел к нам М. Ильин. Рассказывает анекдоты. Недавно к его знакомому советскому доктору привезли девочку Марию-Антуанетту (?!!).
– Почему вы назвали ее Марией-Антуанеттой? – спросил он у ее матери.
– А я увидела в календаре строчку: “Казнь Марии-Антуанетты” и решила, что она революционерка была» (5). Так что обряд имянаречения новорожденных из «Собачьего сердца» ни в коей мере преувеличением не является. Более того, девочкам еще достались от Швондера нормальные имена – Роза (в честь Розы Люксембург) и Клара (в честь Клары Цеткин).
Изобретательные Швондеры всех мастей всегда хотели изменить нас на свой вкус. Но суть остается той же – используя устоявшиеся стереотипы и народные пристрастия трансформировать их в новые, необходимые управляющей элите.
II
Христианство в России переживало глубокий кризис еще до революции. Подчиненное положение церкви в отношении к монархическому государству, утеря соборного духа, низкий культурный уровень духовенства – всё это имело роковое значение. Не имелось в Российской империи организующей, духовной силы, могущей сплотить общество вокруг высших ценностей государства. Религия потеряла определяющую роль и в народной, и в интеллектуальной жизни страны. Закат церкви казался закономерным, и только фрондерство части несогласных с Советской властью интеллектуалов да устоявшиеся традиции некоторое время удерживали её в качестве участника послереволюционных процессов. Но «красная» интеллигенция не могла простить церкви её идеологической поддержки белому движению в прошлом, а сейчас религия мешала им монопольно владеть душой народа. Да и церковники испытывали мало симпатий к новому строю[178]
. А значит – неумолимый жребий был брошен.В середине 1920-х, еще делая уступки народному сознанию масс, крупные церковные праздники числились нерабочими днями и отмечались в большевистской России почти официально. Например, в 1925 году на 18 праздничных дней все еще приходилось 10 религиозных. Однако Советская власть активно продвигала «красные числа» и постепенно переносила акцент на празднование модернизированной частью общества именно своих дат. В списке пролетарских дат, кроме идеологически нейтрального Нового года, тогда значились: День смерти Ленина (22 января), День падения самодержавия (12 марта), День Парижской коммуны (18 марта), Дни Интернационала (1–2 мая), Дни Пролетарской революции (7–8 ноября). Все они, как правило, отмечались массовыми демонстрациями рабочих. Одним из важных направлений работы также стало отваживание народа от Воскресения, основного церковного дня недели. Пример лозунга, увиденного в Москве французским путешественником: «Все за непрерывную рабочую неделю! Упраздним воскресенье – день попов, пьяниц и лентяев!» (6).