Фронтовой дневник (1942–1945)

Утром, в 10:20, я был в отделе кадров Ленфронта. Филатову позвонили. Он вышел. Мы обнялись и потом бродили с ним по улицам часа полтора. Условились, что я зарегистрируюсь в комендатуре, возьму пропуск к нему и приду. На это ушло часа 4. Я пришел к нему уже перед вечером. Мы пошли к ним обедать. Оказалось, что он работает помощником 2‑го отдела в отделе кадров Ленфронта. Живет там же. В субботу вечером уезжает домой (8 км по Московскому шоссе), где у него жена и две дочери. Выяснилось, что вопрос об откомандировании меня из армии может стоять лишь в случае, если медкомиссия признает меня негодным к строевой службе. В отношении медали Филатов приврал. Документы у меня имелись, но заведующий отделом наград заявил, что они еще не имеют указаний из Москвы. Ехать ночевать к Филатову домой без него я не рискнул, к Дроздовой тоже не поехал, хотя меня и приглашали. Я ночевал две ночи в 14‑м полку и встретил там многих командиров из 100‑го ОПС. На меня там вновь дохнуло духом казармы и военного бюрократизма.

На другой день я был в гарнизонной поликлинике, куда у меня было направление к терапевту. У меня признали там миокардит, но написали, что не подпадаю под действие приказа № 336, т. е. годен к строевой службе.

Другие мои болезни на Ленфронте тоже не подходят под этот приказ. Этот факт исключил дальнейшие разговоры об откомандировании меня из армии. Филатов предлагал, по договоренности с политотделом, должность парторга роты или курсы заместителей комбатов по политчасти. Я отказался и от того, и от другого и решил довоевывать рядовым в своей роте. Распрощались с Филатовым мы на другой день вечером. Обнялись. Он дал мне бумаги для дневника.

Я ушел расстроенный, т. к. рухнули мои надежды. Я увидел, что майор Филатов в своем учреждении лицо зависимое, как я в роте. Он не решает вопросов. Что меня несколько развеяло, так это «Багдадский вор» – цветной американский фильм и «Ураган»289, тоже американский фильм. Добирался домой я от Красного Села до Ропши пешком, от Ропши до «Маяка» на лошади, а затем снова пешком.

Я получил ряд писем – от сестры Маруси, от Рассохи, от Лиды и от Жоры Красовского.

Как это ни странно, а Жора уже не в армии, а в Ейском педучилище завучем:

На днях я прибыл в Ейск; уволен из армии как непригодный к строевой службе после контузии и в соответствии с постановлением ГКО за № 5414/с от 20.03.44 г. об учителях. Это постановление должно быть тебе известно. Я знаю, что ты годен к нестроевой и к тому же рядовой, поэтому я жду тебя на днях домой… Ты должен предоставить командованию или пересыльному пункту: 1) диплом об окончании института или копию его, 2) справку с последнего места работы учителем или трудовую книжку, 3) справку медосвидетельствования о непригодности к строевой службе, и тогда на основании вышеуказанного постановления ты будешь уволен в запас с направлением в распоряжение Наркомпроса. Бери направление в Краснодарское крайоно, место в Ейске тебе обеспечено.

Удивляюсь, где это он в Тбилиси получил контузию! Вероятно, по пьяному делу попал под трамвай или автомашину, или неудачно выпрыгнул из окна со 2‑го этажа, внезапно захваченный врасплох мужем любовницы. Тем более что Лида пишет, что Жора вернулся рядовым. Вероятно, он попал в историю и был разжалован.

Дальше Жора пишет:

Вася, друг мой, жду тебя с нетерпением, столько порассказать надо. Вот вернулся в Ейск, и без тебя тоскливо. Очень я привык к тебе до войны, сейчас снова все по-прежнему, а тебя нет!

Коля Скворцов вернулся без руки, работает директором общепита (всех столовых, ресторанов и кафе).

Лида пишет, что Жора со Скворцовым уже спрыснули свой приезд.

Это письмо меня еще больше расстроило.