Фронтовой дневник (1942–1945)

Дорогой мой хороший друг. Ты рассердился и больше не пишешь. Я не знаю, о чем писала тебе Лида, почему ее письма вызывают у тебя столько горечи. В моей жизни ничего не изменилось и не может измениться. Я не хотела тебе писать об этом, но, думаю, ты поймешь меня. Я давно и твердо решила надеяться и ждать до конца войны. У меня мало надежды, но, скажу откровенно, если бы она сбылась, это было бы для меня большим, большим счастьем.

О тебе я думаю много и всегда помню. К настоящему ты не должен меня ревновать. На легкий флирт я не пойду, проходящей любви у меня не будет. Для этого у меня слишком много гордости, сам ведь знаешь. Не однажды упрекал меня в этом. Я хочу большой любви или ничего.

Мой родной, и если прошлого совсем вернуть нельзя, то я хотела бы только тебя. Нас связывает не роман, а целая жизнь. 10 лет вычеркнуть из жизни трудно.

Твоя Тамара.

Я уже заметил, что получаю от нее [письмо] тогда, когда дохожу до безумия и пишу ужасные письма. Так было и раньше. Надо, чтобы разорвалась бомба, тогда она отвечает. Я слишком взволнован, чтобы что-нибудь сказать об этом ее письме. Но я счастлив, я чувствую себя вновь легко, я хочу петь, по-мальчишески бегать, подпрыгивая и ударяя пяткой о пятку. Она подписалась «Твоя Тамара». Боже! Что же это такое! Мне хочется плакать. Вот уже слезы переливаются через край. Нет, я сейчас ничего не могу писать о ее письме и о своих чувствах. Я слишком взволнован.

10 октября 1944 г.

Ребята после завтрака, в 7 часов утра весь день работали на линии. Обед мне нужно было сделать к 7 вечера. Предполагалось, что после обеда мы отправимся на «Маяк», где я буду жить. Туда должны переехать Зубилов и Герман. Все же на КПС № 6 было лучше. Там было больше свободного времени. Сегодня не уехали, т. к. еще нужно поставить 4 столба.

Сейчас 10 ч. вечера. Я освободился. Ребята разошлись по деревне на ночевку, за исключением одного, который уже спит. Хозяева тоже спят. Я просмотрел газеты за 6 и 7 октября и теперь делаю эти записи.

Весь день был настроен хорошо и мечтательно. Углубился в себя, делал заготовку овощей к обеду и пел «Вечерний звон», «Письмо матери»299, «Как подругу, мы родину любим свою»300, разные отрывки песен и вальсов, пел на импровизированный мотив свою «В часы вечернего покоя». Я обдумывал письмо Тамары. Сейчас я вновь прочел и просмотрел его несколько раз… Небрежно оторванный листок тетрадной бумаги, отсутствие даты, но решительный и размашистый почерк, короткие и тщательно продуманные, как сентенции, фразы, подкупающая решительность и правдивость. Вот оно, это письмо: