Фронтовой дневник (1942–1945)

В Венгрии ожесточенная политическая борьба. Хорти302 заявил, что решил заключить перемирие. Его свергли. Власть захватил руководитель фашистской партии Салаши, он организовал фашистское правительство, которое народ не хочет признавать. Судьба Хорти неизвестна.

Мы живем сейчас в помещении для электростанции. Устроили нары и спим впритирку. Утром в нижних рубашках и без головных уборов бегаем за полкилометра к луже с вонючей водой умываться и делать физзарядку. Сегодня упал по дороге Белов, через него Бабаев, на него я. Картина была достойна кинооператора.

Позавчера видел во сне Тамару. Это был какой-то страшный сон. Подробностей не помню.

22 октября 1944 г.

Записываю кратко, потому что некогда и негде.

Наши войска вместе с югославскими вчера взяли Белград и в Венгрии Дебрецен. Союзники сегодня взяли Аахен. Черчилль и Иден выехали из Москвы, договорившись по ряду военных и политических вопросов, в частности о Польше и Балканах, а также Югославии.

Мы еще в Красном Селе. Те, с кем мы должны были ехать, отправились, как говорят, в Венгрию. У нас сейчас подполковник Харлампиев из 14‑го полка, как ревизор.

То ли нас заберут в 14‑й, то ли отправят на Ленфронт. Гадать не будем. Уже предполагалось отправить нас в Мурманск, потом на ДВК303, затем в Венгрию. Надоело сидеть и ждать. Скорее бы отправляли куда-нибудь. Хуже, если отправят в 14‑й полк и расформируют.

Мы продолжаем готовиться к отъезду, упаковываем техническое имущество. Я сегодня проводил 2 часа занятий.

Снилась Тамара. Целовался на прощание. Опять у меня болит сердце, какие-то перебои. Болит седалищный нерв, болит поясница, ночами мучает ревматизм в ногах. Эту ночь я почти не спал из‑за всяких хворей.

Вчера получил снова интересное письмо от брата Миши, где он жену называет дохлой кошкой и презервативом. Самусенко жалуется на трудности.

25 октября 1944 г.

Сегодня ночью я стоял на посту и порядочно замерз, т. к. выдалась настоящая зимняя ночь. Все покрылось серебряным инеем. Мы еще не уехали, хотя предполагалось, что уедем сегодня. Последние дни все офицеры от безделья пьянствуют и бродят пьяные, как грязь. На них глядя, пьют и все бойцы, у которых есть деньги или есть что променять на водку. Трезв, как нарзан, только я и еще несколько человек. Вчера наши девушки Ольга и Фаина справляли свадьбу, объявив официально о своем замужестве. К Ольге приезжал рыжий из 14‑го полка Шумахер, Фаина опутала Белова. Был приглашен командир взвода. Они подняли кружки и выпили пол-литра водки и пол-литра настойки.

Международные события. Хорти арестован и отправлен в Берлин. В Венгрию приехал Гиммлер304. На него было организовано покушение. Его ранили. На марионеточного премьер-министра Венгрии Салаши305 тоже покушались. В Иране брожение против Саеда306.

Красная Армия позавчера вступила в Восточную Пруссию, углубившись на 30 км по фронту на 140 км. Союзники взяли Аахен.

27 октября 1944 г.

Мы еще не уехали. Продолжаем сидеть в Красном Селе. Все, за исключением, кажется, одного меня, пьянствуют. Ночью сплошная блевотина на нарах, крики пьяных, расправа с буйными, вплоть до связывания вместе рук и ног и битья.

Юнец Мастаков напился до того, что был как сумасшедший, он шел на других с кинжалом, бросаясь на своих товарищей, орал «ура», пел песни, плакал, звал свою мать, брата, товарищей, любимую девушку и т. д., отчаянно ругался. Букатов, Садовин блевали, где лежали, их стягивали с нар и, как мешки, выволакивали на улицу. Творится безобразие и разложение. Солдатов и Фаина до того доповарничались, что сутки всех держали не кормивши. Теперь кухню опять поручили мне, и я занят с 5 утра до 11 вечера. Готовить негде, посуды недостает, просто мучение.

На нарах скопление людей, барахла и грязи. Вшей много. Вчера и сегодня я их тоже набрался. Сегодня ушел оттуда на свою кухню, но здесь жутко сквозит. У меня страшный насморк, наверное, будет грипп. Записываю на кухне, держа дневник на коленях, т. к. на моей кухне нет ни стула, ни стола.

Позавчера выдали нам белое обмундирование. Мне попалась новая шапка и новые брюки, да рукавицы, 2 пары теплых портянок и 1 пара теплого белья. Телогрейка у меня б/у.

[На обороте открытки: «Своему учителю и воспитателю и солдату от ученицы и солдата. В память о моих боевых днях Великой отечественной войны от Макаровой Нади – Василию Степановичу Цымбалу.

Сурова наша жизнь,

Коль молодость в шинели,

Коль юность перетянута ремнем307.

Среди армейской шумной канители

Я вспоминаю Вас и дом родной.

3.10.44. Львов».]

28 октября 1944 г.