Продолжаем сидеть у костра на ст. Лида. Ночевали так: разложили на земле доски, на них положили у кого что было, легли потеснее друг к другу, укрылись шинелями и плащ-палатками. Кто разувался, кто нет. Я разувался. Спать, в общем, было удовлетворительно. Где-то внизу поддувало, и от этого мерзли ноги. Проснувшись от этого, я долго не мог уснуть опять, пока не нагрелся. Неприятно было вставать по естественным надобностям. Ночью у меня ужасно болели седалищные нервы, почки, поясница. Сегодня я почти не могу ходить. Если еще несколько дней придется побыть на этом вольном воздухе, я попаду в госпиталь. А говорят, что так «загорать» нам придется дней пять.
Находимся в Лиде. Вчера в 5‑м часу вечера перебрались км за 4 в один клуб, и хорошо сделали, потому что с вечера пошел дождь, который лил всю ночь и не перестает весь день. Уже вечер. Полутемно. Ждем вагонов. Будем работать на вражеской территории. Ехать нам еще км 200–300. От связистов узнали о диверсиях и покушениях на нашего брата. Часто портят линии и убивают военных, в том числе и связистов. Всего ломит. Холод. Сырость. Сегодня кол колом вышибал. Без нижней рубашки, под проливным дождем умывался на дворе, всего окатывал водой, холодной дождевой водой, прямо из-под трубы мыл голову. Не знаю, чем кончится этот эксперимент.
Кусают вши, хотя я смотрел сегодня и не нашел. Нижняя рубаха совершенно землистого цвета. Спать приходится в нетопленном помещении, без окон, прямо на полу. Я прихватил с собой тоненький матрасик и ложусь на него. Это немного спасает положение.
«Загораем» в клубе. И день и ночь идет дождь. Сегодня к 7 часам утра ходили за 2 км в ж. д. баню. В темноте хлестали по лужам, набрали воды в ботинки. Баня хорошая. Я там выстирал пару белья и полотенце. В бане пришлось просидеть лишний час, т. к. пошла только горячая вода. Белье сушить негде. С 7 ноября совершенно оторваны от мира. Нет ни газет, ни радио. Не знаем, что делается на белом свете.
Некоторая часть нашего подразделения оставалась на вокзале. Сегодня все переселились в клуб и перевезли все имущество. Это нужно было сделать, т. к. оставшиеся на вокзале ужасно пьянствовали. Вчера произошло два интересных случая.
Одна группа, охранявшая имущество, стала менять соль на самогон. Все перепились до того, что, выменяв за 7 кг. живого гуся, прямо живого, с перьями, бросили его в котел и стали варить.
Командиры нашего и 4‑го взвода уже беспрерывно пьют целый месяц. Попал вчера с ними и П. Зубилов, и где-то, пьяный, по пояс ввалился в говно. Лил дождь, в канавах было много воды. Зубилов лег в канаву отмываться: так он переворачивался с боку на бок. Говно было старое, устоявшееся, оно налилось ему в сапоги, в брюки, пропитало всю одежду. Добравшись до клуба, он все снял, голый вымылся и переодел другое белье и обмундирование. Но даже сегодня от него ужасно воняет.
Вчера и сегодня я был дневальным по роте. В 11 вечера вчера меня вызвал командир части и попросил сделать лекцию. Я пообещал на первый случай сделать о Маяковском. У меня нет никаких пособий, но я уже продумал все, припомнил, набросал план и сегодня буду лекцию делать и прочту кое-что из Маяковского наизусть.
Сидим пока в Лиде. Перешли на казарменную обстановку и занимаемся по распорядку дня. Вчера вечером я читал двухчасовую лекцию о Маяковском без всякого конспекта, чем почти всех немало удивил. И сегодня идут разговоры о том, как это я мог. Говорил художественно и со страстью, стихи Маяковского читал наизусть.
Вчера говорил с командиром части в отношении своих дневников. Я боюсь, что, попав на территорию Восточной Пруссии, я не смогу иметь их при себе. Он сказал, что может хоть сегодня направить их заказной бандеролью по указанному адресу. Я от этого отказался. Я попросил его сохранить их в штабе. Он согласился и сказал, что их при мне все опечатают сургучной печатью. Потом он спросил: «Куда их девать, если я погибну?» Я сказал, что оставлю адрес, по которому их нужно будет переправить.
Вчера наступила зима. С утра начал идти снег, к обеду, когда несколько потеплело, он стал перемежаться с дождем, но уже часам к 3 дня зима пересилила, на дворе стало холодно, и повалил крупный снег. К вечеру уже вся земля была укрыта белым, как будто гусиным пухом, сантиметров на 5. Вечером, после поверки, мы на плацу прогуливались минут 30, распевая строевые песни. Пощипывало руки, приятно было дышать морозным воздухом.