Читаем Фронтовой дневник (1942–1945) полностью

Сегодня мы снова мылись, стирали и кипятили все одеяла с мылом и пиретрумом406.

Когда развесили одеяла сушить, пошел дождь. Он лил до вечера. Наши одеяла и до сих пор сохнут. Внезапно потекла крыша в нашем домике. Вода лилась на нары и прямо на то место, где сплю я. Зубилов нашел брезент и накрыл крышу. Это спасло положение.

Записываю некоторые баллады, которые поет Герман.


26 августа 1945 г.

В силу ряда причин запись баллад отложена до более удобного случая.

Мы последние три дня едим изысканные блюда. Мне на бывшей обороне удалось найти луку сушеного и свежей капусты. В продскладе я достал котелок масла, а вчера у ночевавших у нас ребят 3‑го взвода полмешка молодой картошки. Вчера я делал пирожки с капустой и с овсяной кашей и рыбой. Позавчера мы объедались жирными оладьями из американской белой муки, а сегодня я приготовил картофельные котлеты и колбасу на сливочном масле.

Мы ели с удовольствием, мечтали о чае с тортом и говорили, что на гражданке люди не едят того, что едим сейчас мы. Правда, у нас это тоже редко бывает. Мы едим это благодаря моей изобретательности и находчивости. На других точках едят невкусный фасолевый суп с гнилым хлебом.

Газет не имеем, радио слышим урывками, обстановки не знаем. Будто бы Япония полностью капитулировала перед нами и перед нашими союзниками. Для подписания акта о капитуляции с нашей стороны выехал в Манилу генерал-лейтенант Деревянко407.

Сегодня на точку к сержанту Алексееву из сопок пришел с белым флагом в руках вооруженный японец. Он был истощен и сразу капитулировал, сдав свое оружие и снаряжение. Японца накормили и задержали. Русского языка он не знает, а владеет японским, китайским и английским. Путем языка жестов установлено, что в сопках остались товарищи японца, 6 человек. Четверо из них или убиты, или умерли. Остальные двое истощали от голода и не могут идти. Алексеев с ребятами думает выйти на поиск остальных японцев.

Линия, которую мы обслуживаем (три цепи), сейчас, по существу, используется только нами для служебных разговоров и всякой болтовни.

Когда людям нечего делать, они грызутся. Вчера у нас на точке слупились Зубилов и Кореньков из‑за того, что Кореньков не захотел сходить на продсклад (метров 400) и узнать для штаба, есть ли на складе мука. И Кореньков, и Зубилов в карман за словом не лезут, и поэтому перепалка была ожесточенной.

Я держался нейтральной политики, хорошо зная по предыдущему опыту, что эти закоренелые враги через час помирятся и забудут недавний ожесточенный словесный бой, до предела оснащенный тяжелой артиллерией непревзойденного русского мата.

Примерно такая жестокая битва сегодня состоялась по телефону между КП № 231 и 232 в лице Первушина и Сперова.

А вообще здесь скучно и надоело сидеть без дела. Мы с обидой думаем о том, что война оказалась настолько быстротечной, что нам даже не удалось побывать на вражеской территории. Считаясь участниками войны с Японией, мы не в состоянии будем рассказать что-либо о раскосых самураях и о быте манчжурского населения.

По этой причине я писем не пишу, хотя давно нужно бы. Правда, их не с кем и отправить, разве только с оказией, отправляющейся за продуктами. Мы ждем перемен. Скорей бы уехать отсюда. Все равно куда, домой, в Манчжурию или воевать с Турцией.

Пасмурный день. Вот-вот брызнет дождик. Зубилов лежит в гамаке, который найден в сопках Германом и привязан к деревьям у нашей «дачи», и читает «Диалектику природы» Энгельса, Герман прочитывает и рвет письма от своей любимой Нины, рвет, может быть, не без основания. Я сижу на дворе у речки за нашим обеденным столом и пишу эти записки. Весь день думаю о Т. А., ярко представляя ее образ, и беспомощно пытаюсь в воображении нарисовать хотя бы относительно картину своей будущей жизни. Если бы я знал, что с Тамарой у меня не выйдет совместная хорошая жизнь, то, думаю, мне нечего ехать в Ейск. Возможно, нужно поехать в Москву, где, вероятно, будет жить у моей сестры и учиться сын Юра.

У нас масса бурундуков. Они ловко бегают по ветвям, по стволам деревьев, близко подбегают к нашему жилищу, посвистывают, садятся на пнях и потешно занимаются туалетом своими передними лапками.

Сейчас Зубилов и Кореньков устроили охоту на них. Зубилов из автомата подстрелил одного, отбив ему одну переднюю лапку. Мы взяли бурундука на стол и стали рассматривать его. Тем временем бурундук пришел в сознание, спрыгнул со стола и убежал, спрятавшись в куче хвороста.

Бурундук – маленькое животное из породы грызунов. Величиной не больше средней крысы. Голова у него скорее крысиная, чем беличья, хвостик длинный и пушистый, напоминает кошачий. Зверек покрыт золотистой шерстью с пятью черными полосками вдоль всего тела. Хвостик у него с изморозью, ушки короткие, рыженькие. Глаза продолговатые, с черным зрачком. Бурундук – безвредный зверек. Питается он, как и белка, орехами. Поэтому бурундуков особенно много там, где растут кедры. Но сейчас кедровые орехи еще не созрели, и я не знаю, чем питается бурундук.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары