Фронтовой дневник (1942–1945)

Вчера я говорил с капитаном в отношении шинели и сапог. На складе их нет. Капитан сказал, если получим, сделаем что-нибудь.

23 октября 1945 г.

Вчера меня освободили от кухни, чтобы проводить в роте политучебу. Воспользовавшись этим, я написал разным лицам 15 прощальных открыток с сообщением, что демобилизуюсь и мне пока писем писать не надо.

Сегодня подстригся и пришел в штаб, чтобы готовиться к занятиям. На столе нашел письма от родных Грекова, которые умоляют сообщить, как погиб их сын Ваня. Никто на это письмо и не думал отвечать, но я, зная, как тяжело родителям потерять сына и как их интересуют все подробности его смерти, написал им подробное, но осторожное письмо, которое является больше поэтическим, чем реалистическим.

Родителям будет приятней легенда о героической смерти сына, чем суровая прозаическая правда о его гибели.

24 октября 1945 г.

Сегодня я проводил беседу о выборах в Верховный Совет СССР и в это время думал о предстоящей педагогической работе. Вообще, уже все мысли оторваны от военной жизни.

Мне только хочется из армии уехать более или менее прилично одетым. Я написал сегодня рапорт капитану о выдаче мне и переделке английской шинели. Рапорт он взял, но ответа не дал. На всякий случай я у одного бойца договорился о замене своей шинели на его русскую новую шинель. Ему, конечно, надо дать придачу. Портной обещает мне переделать ее.

[На обороте: Кореньков Герман. На память лучшему товарищу по службе в РККА в дни Отечественной войны Цымбалу Василию Степановичу от Коренькова Германа Васильевича.

Пребывание и фото в Манчжурии в гор. Лаха 24.03.46 г.]

27 октября 1945 г.

Сегодня я получил письмо от Наташи от 8 октября 1945 г. Оказывается, Юры в Москве нет. Он пишет письма и телеграммы, чтобы Наташа прислала ему вызов из Моссовета на получение пропуска. Вызов Моссовет не дает. И Юра, вероятно, сидит в Надежной и нигде не учится. Плохие дела.

Кроме того, Наташа сообщает, что брат Михаил Степанович демобилизовался из армии, находится в Калинине и пока нигде не работает. Между прочим, Наташа еще пишет:

Когда я летом жила в совхозе с Тамарой420, то в Москву приходила к маме какая-то военная девушка и сказала, что она привезла в Москву тяжелораненых и что она знает тебя, а ты в настоящее время тяжело болен малярией и очень хочешь видеть свою мамочку. Для нас это что-то не совсем понятно, – кто эта девушка и почему ты не мог с нею передать нам письмо, что случилось?

Для меня это тоже непонятно. Вероятно, это какая-то аферистка, которой хотелось воспользоваться простотой матери с целью ограбления. У меня нет знакомых девушек, знающих адрес моей матери. Малярией я не болел и ни с какими ранеными никуда не ездил.

Приехал начальник штаба Ильинский из Ворошилова и сказал, что скоро нас отправят домой. Через два дня едут за получением обмундирования для нас.

29 октября 1945 г.

На нас, демобилизируемых, готовят обмундирование (поехали получать), готовят документы, выписали справки на получение медалей.

Погода стоит теплая, но я на дворе бываю мало. Сижу у портного и подгоняю его, чтобы он перешивал мне шинель. Я отдал за нее свою старую шинель и должен буду уплатить еще 200 рублей.

Я хочу достать еще старую шинель для сдачи, чтобы вместо нее получить новую шинель или куртку, что будут давать. Звонил Тихову. Тот обещает прислать мне свою трофейную старую шинель.

Вечером мы с Суреном долго бродили по улице и говорили, куда мне ехать. После долгого обсуждения пришли к выводу, [что] прежде всего надо ехать в Ейск.

Потом Сурен рассказывал о себе и о своих планах. В последнее время мы с ним сдружились. Я долго помнить буду сегодняшний вечер, как мы ходили с ним по пригорку. И как за нами, точно собачонка, бродил наш ротный кот Васька.

1 ноября 1945 г.

Вчера портной закончил мне шинель. Она хорошо сшита и хорошо на мне сидит, но несколько коротковата. Мне не хочется шинель таскать в дороге. Если мне дадут еще что-нибудь, я хочу ее свернуть и привезти в Ейск, не одевая.

Поговаривают, что числа 6–10 нас отправят, так что я доживаю в части последние дни. Скорей бы ехать. Сейчас людей много, помещений мало, и мы живем очень скученно. Спать приходится как в тисках. В таких случаях неизбежны вши. Они уже появились, и это доставляет мне много беспокойства.

Продолжают готовить нам документы. Последние дни я занимаюсь политработой, провожу занятия по изучению «Положения о выборах в Верховный Совет СССР». После двух часов занятий очень устаю. Это говорит, во-первых, о том, что я отвык от педагогической работы, а во-вторых, что у меня сердце стало совсем негодным.